Глеб Павловский - 1993: элементы советского опыта. Разговоры с Михаилом Гефтером

Правильно, а еще и финал в селе.

Очень непростое произведение. Представь себе Достоевского, пишущего полицейский роман, разоблачающий нигилистов. Только идиот в такое поверит.

«Бесы» – памфлет на ближайших родственников. Реален ли Ставрогин? Ставрогин и Рахметов. Перекличка Достоевского с Чернышевским. Центральный пункт «Что делать?» – призыв к своевременному уходу деятеля.

Михаил Гефтер:«Бесы» – это художественное открытие Достоевского: философский роман в жанре детектива. Не только в «Братьях Карамазовых», у него сплошь детективы. Даже с Настасьей Филипповной история достаточно детективная.

Глеб Павловский:Заметно его желание «Бесами» художественно набить морду. Всем все сказать и объяснить. Он, видимо, думал, что теперь он это всем разъяснит на пальцах. Иначе не было бы в начале его записей в книжках для романа имен реальных лиц. Там же половина героев сначала имеют имена реальных фигур, что говорит о памфлетных страстях. То Тургеневым, то Лермонтовым называет.

Конечно, «Бесы» – памфлет. Но памфлет на близких родственников. Родство – страшная вещь. Чернышевский на каторге встретился с ишутинцами и был от них в ужасе, в отвращении! Оттого, что узнал, что за люди идут определять судьбу того, что он начал, а ведь им общества не сотворить. Что же за сонмище такое он привел в движение?

Помнишь рассуждения от автора в романе, как бывает: является несколько человек, а к ним пристает «масса всякой сволочи». А когда он начинает их перечислять, то в «сволочь» попадают все слои общества!

Это гениальная мысль.

От губернатора до купчика.

Да, всех. Стальной козы барабанщики, генералы на деревянных ногах.

А заканчивает историей, где статский советник сознался, как три месяца состоял под полным управлением Интернационала, и, когда спросили, в чем управление, сказать не смог, и его отпустили с миром. Что общее в романах – оба очень смешные, «Бесы» и «Идиот».

У Достоевского ирония Чернышевского перешла в смеховую ипостась. Так что трудно понять, кого он, собственно, изобразил. Как у Эль Греко, сдвинутость всего, но не на 180 градусов, а именно на 120. Разве Ставрогин – реальная фигура? Совершенно нереальная! Но, знаешь ли, все во плоти. Человек, который не режиссирует событиями, а незримо присутствием, былой причастностью к одним и неуходящей причастностью к другим собирает их в сонмища , делая возможным действие. Одни им побуждены, другие на него рассчитывают, у третьих свое, но с оглядкой. Ставрогин пародирует, заострив ситуацию Чернышевского. А зачем, думаешь, Чернышевскому было Рахметова делать выходцем из очень богатой среды? Ведь он, кстати, нигде и не отказывается от денег видимым образом. Кто знает, вдруг у Рахметова деньги в швейцарском банке – эта сторона не раскрыта.

Ты думаешь, в «Бесах» существенна перекличка с «Что делать?»

Думаю, да. Потому что Федор Михайлович с тем миром внутренне порвать не мог, но и принять его, побывав на грани расстрела с мешком на голове, не мог тоже. Связь не в пародийном вывертывании, а в беспощадном развитии действия. Даже старик-свидетель влез в сюжет. Чего он полез вдруг в действие, молчащий приживал? Достоевский дает особую роль свидетелю, это прием, смягчающий отношение к Верховенскому-старшему. Он не так ничтожен, не так отвратителен. «Бедный Степан Трофимович».

Еще в «Что делать?» центральным пунктом, всеми не замечаемым, был призыв к своевременному уходу деятеля. Уходу от гибельного соблазна принять инициативу действия за право удержать будущее за собой. Эта тема из «Что делать» перейдет в «Бесы». Без отталкивания от злобы дня, ведь роман написан еще до Нечаевского процесса! Поразителен дар художника, которого лишен Солженицын – тот не смеет ввести такую фигуру. У него все заведомо полярно расставлены.

А. Цветаева и С. Эфрон. «Лови его, он с Лубянки!». Нет энергии на самообман, только на обман. Страна устойчива, позволяя себе такое саморазрушение интеллигента ♦ «Недоноски восьмого месяца, и Россия у них на руках» ♦ 20-е годы, всплеск самовыражения и масштаб. Держатель Слова равновелик держателю Власти. Руководимая революция диктует волю культуре. Внутренний человек, «чудо немыслимой жизни» ♦ Шкловский о Пушкине. Гефтер, Шкловский и первый японский шпион. Разврат «борьбы с космополитизмом» ♦ Ужас 20-х достиг 90-х. Публичное поле продиктовано с его разметкой. Ликвидация советского «узуса» ♦ Невыразимое – аллюзии, ценности, разрывы обесценились. Бить по морде или смолчать? Нет поля для реализма. Доверие только к честно рассказывающим про себя.

Михаил Гефтер:Какая талантливая женщина Ариадна Цветаева 14. Заложница безумного гения своей матери. Боже мой, как ее жалко, как жалко. Как достойно пишет об отце. Еще ребенком была, когда Сергей Эфрон вернулся с гражданской войны, а Марина Ивановна воспевала Белую армию. Он ей говорит: представь, стоит поезд, теплушки, уйма людей. В последний момент ты запрыгнул в вагон, и вдруг узнаешь, что не в тот поезд. А выхода уже нет. И других поездов нет. Путь один – обратно по шпалам. Она пишет: мой отец всю жизнь шел обратно по шпалам. Понимаешь? А эти сволочуги критики – ату его, лови мертвеца, он с Лубянки! Я бы их стерпел, если бы они только Бога не привлекали к своим мелким изобличениям. При всех делишках у демократов еще и Бог на подхвате!

Пора начать с новой ноты, потому что кругом утвердился обман. Какой-то кусок передачи по телевидению смотрел, был Мигранян, всегда улыбающийся Шахрай. Паин, Мигранян и Шахрай, тебе стоило повидать! Это даже не самообман, а обман. До самообмана не дотягиваем, нет энергии ума на самообман. Тянем только на обман. Начинать надо с совсем другой ноты.

Глеб Павловский:Все о том же думаю. Из-за этого и писать не могу, ведь на проклятьях Кремлю не уедешь.

Понимаешь, в чем твоя трудность? Ни чисто политическая сторона не тянет на то, чтобы начать сызнова, ни чисто человеческая. Экзистенцию надо заработать, ее не продают в киосках. Зарабатывать будешь долго. Но, между прочим, появляются здравые умы. Очень хорошая статья была твоего друга Дениса Драгунского. Скажи ему: очень хорошая статья в «Независимой» про федерализм.

Россия как страна в банальном смысле довольно устойчива, чтобы позволить себе такую степень глубинного разрушения интеллигента. Страшно занимает мысль о том, что правда сейчас ни у кого. Она у всех, но рваными какими-то кусками. Она всюду «на восьмом месяце», том самом, когда, если ребенок родится, это критический случай. Рожать лучше на седьмом. Восьмой месяц страшный, дети восьмого месяца – страшные дети. Недоноски восьмого месяца, и Россия у них на руках.