Борис Чичерин - История политических учений. Первая часть. Древний мир и Средние века

Автор доказывает, что право народа выбирать царей проистекает от природы и от разума, данного человеку Творцом. Презирать свободу, которую Бог нас одарил, было бы признаком низкой и раболепной души. Поэтому невозможно признать, что народ отчуждает первоначально принадлежавшую ему власть, перенося ее на те или другие лица. Напротив, он всегда сохраняет право ограничивать и изменять образ правления. Даже язычники пользовались этим правом, во имя его римляне изгнали Тарквиниев. Тем более должны иметь его народы христианские, осененные высшею благодатью. Христианский князь является не владельцем вотчины, как турецкий султан, а управляющим землею по поручению народа и на основании заключенного с ним договора. Поэтому всякий князь, вступая на престол, должен сначала вопросить народную волю. Если же правитель становится тираном, то народ для собственной защиты должен его обуздать. Св. Писание дозволяет и убийство тиранов, однако не так, как проповедуют протестанты. Если тиран захватил власть насильно, то нет сомнения, что всякий может его убить; если же тираном сделался законный правитель, то нужны с его стороны многочисленные злоупотребления, прежде нежели может быть дозволено посягать на его жизнь. Тогда лишь, когда становится очевидным, что народ не хочет более ему повиноваться и восстает на него, считая его тираном, каждый может убить его как вора. Но лучше всего дожидаться решения церкви. Примером может служить Жак Клеман, этот славнейший и невиннейший юноша, говорит автор, память которого следует защищать против возмутительных клевет политиков, стремящихся унизить этот геройский и совершенно божественный подвиг.

Учете о тираноубийстве получило еще большую знаменитость через другое сочинение, которое по учености и таланту стоит несравненно выше всех этих вызванных борьбою памфлетов. В начале XVII столетия, (в 1603 г.), испанский иезуит Мариана, один из замечательнейших писателей своего ордена, издал книгу «О царе и царском воспитании» (De rege et regis institutione). Она писана обдуманно, на досуге, посвящена Филиппу III, королю испанскому, и одобрена королевскою цензурою. Между тем в ней странным образом перемешиваются самые высокие понятия о царском достоинстве с началами, заимствованными из учения о народной власти. Противоречащие друг другу воззрения средневековых богословов выступают здесь рядом во всей своей резкости, свидетельствуя о том умственном хаосе, который господствовал в разгромленном лагере католиков.

Мариана исходит от начала общежития. Первоначально, говорит он, люди жили рассеянно, как животные. Имея мало нужд, следуя природным влечениям, не причастные порокам, они могли бы вести самую блаженную жизнь, если бы их не удручал недостаток многих вещей и слабость тела не подвергала бы их внешним нападениям. Из всех животных человек наиболее беззащитен, он нуждается во всем. Но Бог сотворил его таким из любви к человеческому роду, чтобы люди поняли необходимость взаимной помощи, ибо нет ничего лучше общества, соединенного дружбою. В одиноком состоянии человек был предан на жертву и диким зверям, и сильнейшим из себе подобных, которые легко могли угнетать слабейших. Потребность защиты повела людей к теснейшему сближению, они стали выбирать себе предводителей, лучших из среди себя, которые могли бы охранять их от врагов и водворить между ними правосудие. Так произошли города, и возникла царская власть. Вследствие слабости людей и потребности взаимной помощи образовались гражданские общества и установились священные законы.

Объяснивши происхождение обществ, Мариана доказывает, что из всех способов устройства верховной власти преимущество принадлежит монархии. 1) Она более всего согласна с законами природы, которые совокупность мироздания подчиняют единому управлению, и везде над частями поставляют главу или средоточие, дающее направление целому. И дом, и область, и государство любят управляться единым лицом. 2) Для охранения мира в обществе лучше один правитель, нежели многие, которые часто расходятся в мнениях и преследуют свои частные выгоды. Единый князь менее подвержен всякого рода страстям, ибо, имея все нужное, он ничего для себя не желает; поэтому здесь более места для правды и свободы. 3) Всякая власть требует силы, но сила, сосредоточенная в одном лице, гораздо больше и действительнее, нежели разделенная между многими. Примеры войн и союзов, где требуется согласие нескольких воль, свидетельствуют о том, что попечение об общих делах лучше вверяется одному, нежели многим. Против этого могут возразить, 1) что несколько умов лучше видят вещи и познают истину, нежели один; 2) что единый правитель более подвержен страстям и увлечениям, нежели многие; 3) что при общем управлении ошибки одного исправляются другими, тогда как князь не подлежит ничьему суду и не может быть никем наказан; наконец, 4) что нет ничего лучше власти, сдержанной законами, а этого всего труднее достигнуть с князем, у которого в руках сосредоточивается вся полнота власти. Эти возражения несомненно имеют значительный вес, но во всяком образе правления есть свои выгоды и свои недостатки, надобно знать, которые перевешивают. Если в государстве первое благо заключается в мире и согласии, а раздор составляет величайшее зло, то монархия бесспорно имеет преимущество перед другими образами правления. Это тем очевиднее, что во всяком собрании людей количество злых превосходит количество добрых; следовательно, владычество большинства всегда ведет к господству худшей части народа. Невыгоды монархии значительно уменьшаются, когда князь управляет с совета лучших людей. Наконец, несомненно, что нет правления хуже тирании; но это самое доказывает превосходство монархии, ибо обыкновенно лучшие вещи, извращаясь, становятся худшими.

Показавши выгоды монархического правления, Мариана выводит далее, что княжество должно быть наследственное. По-видимому, говорит он, ничего не может быть нелепее, как предоставить общественную власть воле случая: правление может достаться недостойному лицу, ребенку, женщине. Но, с другой стороны, выбор царя имеет свои, весьма значительные невыгоды: монархи, восходящие на престол из частной жизни, становятся надменными; перерыв власти и состязания соперников производят смуты; на выборах побеждает худшее большинство. Притом одна наследственная монархия способна внушить народу то уважение, которым должна пользоваться власть; непрерывность правительства соответствует непрерывности самого государства, охраняет мир и устраняет раздоры; наконец, тот более заботится об управлении, кто оставляет его своим детям. Нет сомнения, что наследник престола может быть недостоин своего сана, но история показывает, что столь же часто бывают недостойны и выборные князья. По всем этим причинам наследственная монархия имеет несомненное преимущество перед избирательною. Для избежания всяких поводов к козням, смутам и распрям полезно, чтобы наследник престола назначался самим законом, так чтобы выбор его не предоставлялся ни князю, ни народу.