Михаил Полятыкин - Настоящий Лужков. Преступник или жертва Кремля?

Подоспела к этому моменту и инициатива Г. Попова о поощрении чиновников, которые помогают внедряться бизнесу. Именно он на одном из заседаний правительства предложил оплачивать услуги госслужащих в размере 10 процентов от суммы заключаемого договора или сделки. Так родился в городе Москве «откат», отцом которого является Г. Попов. Каким выбухал его ребеночек теперь, все знают, только никто не может понять, что теперь с этим дитятей делать — слишком большой, слишком умный, слишком изворотлив, слишком сладок. Из «откатика» родился «откат», из «отката» — «откатище». А дальше нас ждет геометрическая прогрессия и гомерический хохот над властью, выпустившей джинна из бутылки, тех, кто никогда и ни под каким видом не откажется от блюда под названием «откат».

— Если я стану утверждать, что люблю критику, вы ведь мне все равно не поверите, — говорит Ю. Лужков. — И, по-моему, любовь к критике — это патология. Совершенно нормально, что ее не любят все, и я не исключение. Тем не менее признаю объективную, основанную на фактах, конструктивную критику. Ту, которая в перспективе помогает принять правильное решение, найти верный ход.

Скажем, за плохие дороги и мусор во дворах нас только ленивый не критикует, да и мы сами, как я однажды заметил, уже люди с понятием, видим недоработки и прилагаем максимум усилий, чтобы навести здесь порядок. И сдвиги есть.

Злобную же, злопыхательскую субъективную, позерскую и хамскую критику не приемлю и никогда не приму. Я почти никогда не отвечаю на такую критику в печати, считая это ниже своего достоинства, и стараюсь не делать рекламу хамству от пера. Зато в судах мои иски к различным изданиям, в том числе и зарубежным, рассматривались неоднократно, и ни в одном мне не было отказано, все дела я с моими адвокатами выиграл.

— Было бы странно, если бы вы их проиграли…

— Почему? Ведь все меняется, меняется и судопроизводство, и сегодня можно уверенно говорить о заметном прогрессе в рассмотрении дел, когда судьи не заглядывают в анкеты сторон, а руководствуются буквой закона. И я подобные изменения только приветствую. Никогда правового государства нам не построить, если третья власть будет бесправной и безвластной, — уверен Ю. Лужков.

И как правильно говорит! Но лукавит, Парамоша, ох как лукавит!

Но давайте послушаем дальше:

— Я могу оценить моральный ущерб от критики и в 500 миллионов — его ведь руками потрогать нельзя. Что если для меня моя нынешняя должность — это единственная возможность реализовать себя, добиться успеха в жизни? Мне на материальные блага, скажем, наплевать, я могу в другом месте заработать больше. Но я очень щепетилен до того, что касается чести и достоинства. Обливание помоями в печати образует вокруг моего имени вакуум, я теряю точку опоры, я надломлен, не могу продолжить исполнение обязанностей в полном объеме. Нет, моральный ущерб дорого стоит…

Смелость, граничащую с хамством, он продемонстрировал в свое время на трибуне Верховного Совета России, рассмеявшись в лицо депутатам, грозившим снять его с должности, — с того исторического момента он стал известен всей России.

А не боялся потому, что знал: депутаты с ним ничего поделать не смогут — не они его выбирали и не им его снимать. Именно безнаказанность определила его тогдашнее поведение. Позже Ю. Лужков признается, что только развитие демократии в стране и самоуправление допускают такие выходки, о которых прежде и подумать было невозможно. Подобное бесстрашие мог бы продемонстрировать в те времена любой большой чиновник, однако самому Ю. Лужкову страх присущ так же, как и нам, простым смертным.

— Шеф никогда не садится на переднее сиденье и никогда не разрешает открывать окна, — сказал как-то его телохранитель.

Не знаю, с какого момента он ездит именно так, как сказал охранник, возможно, после инцидента в Останкине, когда его машину остановила толпа человек этак в 300. Он ехал на свою любимую передачу про самого себя, любимого, и якобы про город, сидел на заднем сиденье «Волги» справа, я — в центре, Цой — слева, а впереди — охранник с рацией. В те времена его не сопровождали мигалки и джипы, позади нас плелся «жигуленок» с опером и тогдашним председателем КГБ по Москве и области В. Савостьяновым. С ним, кстати, Ю. Лужков поддерживал теплые отношения — гулял у него на 45-летии в Жуковке, назначил командовать Московским нефтеперерабатывающим заводом.

Толпа показалась недалеко от телецентра — с транспарантами, красными, черными и желто-черными флагами. Все напряглись в нашей машине. Охранник нажал на все кнопки дверей, водитель то ли от незнания, то ли с перепугу свернул за толпой — и тут же выяснилось, что нам ехать надо было прямо.

Захолодало, когда двое шпанистых парней прямо перед машиной остановили трамвай. Мне и самому было хреновато, а Ю. Лужкову, видно, еще хуже. Он весь напрягся и побледнел. Наверное, подумал, что это заранее спланированная акция и сейчас его начнут вытряхивать из машины. Скорее всего, так бы оно и случилось, если бы он тогда катался с мэрскими знаками отличия, а так — все обошлось. Из машины сопровождения вышел мент, прогнал трамвай, и мы двинулись дальше. И в передаче он выглядел молодцом.

В общем-то, отношения с телевидением у Ю. Лужкова складывались постепенно, и на наших глазах прошли все этапы развития — от неприятия до любви взасос и аж до «мочилова». Что до использования этого мощного инструмента промывания мозгов и политического воздействия, то об этом чуть позже, а здесь я хочу остановиться на тех нюансах, которые подчеркивают всю противоречивость характера Ю. Лужкова.

В самом начале своего восшествия на столичный престол в глазах публики старался выглядеть демократом и революционером, и у него это неплохо получалось. В. Познер — не нынешний, хотя и теперь он его приглашал, а давнишний, скажем, «ранний» на российском телевидении Познер пригласил Юрия Михайловича в свою передачу сразу после утверждения его на посту премьера. Ю. Лужков пришел на передачу чуть ли не со всем своим кабинетом, а когда ведущий пригласил желающего — одного из них — на «кресло истины», где надо было отвечать на гадкие и каверзные вопросы умного и по-доброму въедливого Познера и телезрителей, уселся в него сам. Но мог ведь и не садиться! У него одних первых заместителей уже тогда было несколько, не говоря о прочих. Но в нем, видно, живет неистребимый дух, неистребимая жажда испытать себя в различных ипостасях, проверить судьбу-злодейку на всех «плахах», которые подворачиваются на тернистом пути руководителя такого ранга. Которые при любом режиме будут нужны и при верховенстве любой партии будут подставляться под народное возмущение в первую очередь.