Газета Своими Именами (запрещенная Дуэль) - Газета Своими Именами №13 от 25.03.2014

Валентина Андреевна из того поколения, которому, как сказал поэт:

В блокадных днях мы так и не узнали:

Меж юностью и детством где черта.

Нам в сорок третьем выдали медали,

И только в сорок пятом паспорта!

Ведь на плечи 14-15-летних тяжесть войны ложилась далеко не символически, а полным грузом, не считаясь с полом. Только здесь одно «но». После освобождения Волоколамска нашими войсками всех детей в возрасте 14-15 лет призвали в Москву на оборонные предприятия, где, ускоренно обучив, поставили к станкам, от которых они не отходили по 12 часов в сутки. Но медали им «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» не дали, потому что они побывали на оккупированной территории, хотя это и было в пределах всего одного месяца. Было деление на тех «кто был и кто не был» на оккупированной территории. Испытавшие унижение, тягости оккупации, люди получили ещё и моральную травму - недоверие. За что? Разве они, граждане одной страны, были хуже тех, кто трудился на Урале, Алтае, в Сибири? Когда говорят о великой Победе, умалчивают этот факт. Как о штрафниках, так и бывших в оккупации почему-то молчат до сего времени. Вы что-нибудь читали об этом? Не говорю о подпольщиках и партизанах, их была малая часть того народа, который своим патриотизмом и стойкостью, иногда просто молчаливой неуступчивостью, не дал оккупантам стать хозяевами на нашей земле. Сравните Францию и Союз того времени, имею в виду оккупированные фашистами территории, и вы сразу поймёте - почему Победа началась с России, а не с Запада?

- Помню один случай - это из тех моментов, которые мало отражаются в литературе.

Через нашу деревню гнали колонну заключённых из тюрем Волоколамска на восток. Измождённые, легко одетые люди в охранении мордатых, одетых в полушубки и валенки надзирателей. Один из заключённых уже не может идти, падает, его поддерживают товарищи... Упал. К нему подходит охранник и наставляет ружьё... Увидела это наша мама, бросилась к охраннику с криком: «Что же ты делаешь, ирод! Это же наши люди!». Охранник отступил под её напором: «Если хочешь, забирай его!».

Колонна прошла через деревню, а мы на саночках перевезли этого доходягу к себе в дом. Благо, у нас была корова Дочка, худая и неказистая - скелет на длинных ногах. Из-за этого её никто и не тронул: ни наши, ни немцы. А молока она давала много. Стали мы отпаивать этого парня, он оказался молодым, молоком. За три дня он отошёл, но был ещё слаб. А тут уже поползли слухи, что немцы близко. Собрался наш Коля, точно имя уже и не помню, уходить. Как мама ни уговаривала его ещё поправиться, он стоял на своём. Он рассказал, что его посадили за три опоздания на работу, такие были жёсткие времена и законы! Но он не враг своей Родины! Ушёл на восток.

А через месяц, когда наступали наши, вбежал к нам в дом здоровый и румяный красноармеец и бросился обнимать нашу маму: «Не узнаёте, Пелагея Сидоровна? Это я. Вы меня к жизни вернули. Буду жив, обязательно к Вам загляну!..».

Это был тот «доходяга», которого обидела власть*, но он забыл эту обиду во имя спасения своей Родины. Он выстоял и уже шёл на Запад! Мы так его и не дождались, ещё столько было впереди боёв и жертв!

Да и сколько их, наших безымянных защитников, лежит неопознанными в нашей земле. А в чужой, куда они принесли освобождение? Где-то прочитала, что только в Германии покоится более шестисот тысяч наших солдат и офицеров. К сожалению, около полумиллиона их имён неизвестно.

Помню, что немцы для захоронения своих погибших солдат вырыли у деревни четыре большие ямы. Копали их наши пленные, потом их куда-то угнали. В двух немцы с почестями похоронили своих, а две остались пустыми до освобождения деревни нашими. Эти ямы стали братскими могилами для наших бойцов. Кто здесь был захоронен, неизвестно до сих пор. И вряд ли наступит ясность, так как на том месте, где были эти могилы (и наши, и немецкие) разрабатываются карьеры...

Конечно, время всё сравнивает с землёй. Где те римские легионеры, которые потрясали мир? Но всё-таки хочется, чтобы ближайшие поколения знали всех поимённо тех, кто дал им жизнь и мир!

- Валентина Андреевна, а что Вам помнится о днях оккупации? Сейчас стало модным представлять фашистскую армию «культурной» - мирных жителей не трогали, воевали, мол, с партизанами, коммунистами....

- Только плохое. За месяц насмотрелись всякого, страдали физически и морально. На наших детских глазах столько было пролито крови. Нашей деревне ещё повезло, что до нас не успели добраться так называемые «тыловые учреждения» фашистов. Но и со стороны наступающих войск вермахта были разные люди. Забирали всё, что им понравилось, стреляли без суда и следствия тех, кто им не приглянулся.

У нас был приличный дом почти в центре деревни, поэтому в нём располагались то наш, то немецкий какой-то штаб. Наших застали врасплох, их было семь человек. Вывели во двор, стали допрашивать. Мы наблюдали это от своего сарая. Что они там говорили, мы не понимали. Видим, один из наших, очевидно командир, достаёт из сумки карту и рвёт её. Раздаются автоматные очереди, и все наши падают убитыми среди двора. Мы хотели их похоронить. Но пока немцы были в деревне, они не разрешали подходить к убитым. Только дней через 10, когда немцы покинули нашу деревню, пришёл старик-сосед и сказал маме: «Пелагея, давай захороним наших ребят по-христиански, пока этих извергов нет!».

Захоронили. Чуть передышки, и опять на постой нагрянули другие «культуришь».., а русский «швайн» - опять в сарай.

Конец ноября. Морозное солнечное утро. Радостно выбегаем на улицу. Недалеко толпа людей. Подбегаем и видим немцев - несколько человек в полушубках. С повязками на рукавах, а на перекладинах столбов... двое повешенных с табличками на груди «Партизан». От страха оцепенели. А немцы фотографировались на фоне повешенных и хохотали... После этого мы реже старались выходить на улицу...

- Оккупация не сахар, какие бы цели она не преследовала, - перебиваю я рассказ Валентины Андреевны. - Вот «освободители»-янки не принесли спокойствия в Ирак, а уж фашистский режим... Мы с Вами пробыли небольшое время под игом завоевателей, и то самые мрачные воспоминания о том времени. А мой товарищ, проживающий ныне в Литве, вспоминает: «Ведь и я, и моя жена тоже были в оккупации. Только не шесть месяцев, как жители Острогожска, а целых три года (с конца июня 1941 г. до июля 1944 г.), так что оккупационного лиха вместе со своими родителями хлебнули сполна. Пришлось натерпеться не только от оккупантов - немцев, но и от их прихвостней, как местных (мы тогда жили на территории Гродненской области Белоруссии), так и пришедших вместе с немцами литовцев, латышей и прочих, а также разных «партизан» и просто грабителей-бандитов...».