Юрий Грачёв - В Иродовой Бездне. Книга 4

Каждый житель Тяглого Озера каждый день думал только о том, о чем думала вся страна: скорей бы конец этой ужасной войне!

Люди, и верующие, и неверующие, неся большие жертвы, отдавая своих лучших сыновей, терпя лишения — ждали только победы, мира.

И вот, когда 9 мая пришла и в Тяглое Озеро весть, что война кончена, победа, мир на земле, — люди, каждый, оставили работу и бежали сообщать друг другу эту весть.

— Наконец-то мир, наконец-то война кончилась! Поздравляли, обнимали друг друга.

В амбулаторию к Леве забежала дряхлая старушка и, вся сияя какой-то особенной радостью, воскликнула:

— Бог услышал наши молитвы! Мир! Мир! Событие-то какое радостное!

Лева вышел на улицу. Около сельсовета толпился народ, было устроено нечто вроде стихийного митинга. Народ обсуждал сообщение, переданное по телефону. Но не все радовались и улыбались. Были вдовы, их Лева видел: они утирали слезы и всхлипывали, все еще оплакивая своих мужей, погибших на кровавой ниве.

Старички, старушки, братья и сестры собрались прямо на улице и направились к председателю колхоза за разрешением собраться и устроить благодарственное собрание — молитвы за победу, за мир на земле. Они стояли около него, он их всех знал. Он знал, что это лучшие трудовые люди колхоза, знал, что многие и многие их сыновья отдали жизнь на фронте. Но мог ли он разрешить собрание? Без сомнения, он не был жестоким человеком, как и другие партийные люди села. Они хорошо, приветливо относились к сектантам. Но председатель и другие ответили, что нет, разрешить собраться для молитвы не могут.

Звонили в Пестравку. Старики волновались:

— Неужто в этот день не разрешат собраться, помолиться, прославить Бога?

Но ответ был получен один — сухой, твердый, неукоснительный:

— Вы не зарегистрированы, и нарушать закон, собираться, устраивать богослужение никто вам не позволит.

Вздыхали старушки, пожимали старички плечами, и казалось, никто не может помочь им, никто не может разрешить им собраться и прославлять Господа.

Однако ни ропота в прямом смысле этого слова, ни негодования не слышал Лева ни от кого. Братья и сестры, от юности впитавшие в себя Дух Христов, Его терпение, знали, что нужно терпеть, не роптать, нужно все, все говорить Господу, и Он усмотрит.

Всем селом было решено — устроить большой праздник. Варили большой обед, готовили столы с расчетом, чтобы было всего вдоволь. И верующие, и неверующие дружно трудились для того, чтобы порадоваться. Несколько изб было занято под столы.

Когда же стали распределяться по избам, то, вполне понятно, кто с кем дружил, кто был породнее, поближе, те и собирались ближе друг к другу в той или иной избе. И получилось, что одну избу наполнили близкие, родные братья и сестры, а также те, кто приближался к евангельской истине. И началось пение, началось славословие к Богу. Народ ликовал. Радостно, вдохновенно пели братья и сестры старинные песни, псалмы, гимны из сборника «Гусли».

Потом брат Ланкин, всеми уважаемый старец, открыл Библию и стал читать из псалмов Давида, и когда он читал, то — словно бы он читал про них, про их скорби и слезы, читал, а эти псалмы не слушались, а переживались. Сидя за столами, вкушая пищу, верующие не переставали беседовать друг с другом, а потом, подкрепившись, стали петь и петь.

Любят, необыкновенно любят дети Божий в селе Тяглое Озеро пение. То один брат, то другой вставал и читал Слово Божие.

Встал и Лева, открыл Библию и прочел то место из пророка Исакии, где говорится о великом мире, когда люди перекуют мечи на орала, когда будет полный мир, все люди на всей земле будут родными братьями и сестрами и не будут больше учиться воевать.

— Вот сейчас мы так счастливы, — говорил Лева, — перестала литься кровь человеческая. Но как же будут счастливы люди, когда раз навсегда прекратятся все войны и земля будет как цветущий сад! Когда каждый, исполненный Духом Христовым, будет искать только случай, как помочь другому, как сделать ближнему добро… И верующие пели:

«Не нашим хотеньем,

Не нашим веленьем, —

Своим изволеньем

Усмотрит Сам Бог.

Тебе доверяюсь я,

Ты властвуй над мной,

Пока введешь меня,

Господь, в Твой покой…»

Бодрые, утешенные дивным общением, поздно ночью расходились верующие по домам.

Но совсем не так праздновали День Победы люди, не знающие Бога. Сначала водка веселила их, а потом причинила страдания…

Когда по делам службы Лева в Пестравке зашел к зав. райздравом, тот, выслав секретаря, сказал Леве:

— Мы вас ценим, как хорошего работника, но я должен сказать, что врагов у вас много.

— Какие такие враги? — удивился Лева. — Все ко мне хорошо относятся.

— Но вы понимаете наше время? — пояснил зав. райздравом. — Религия — это родимое пятно старины, оно, должно быть искоренено. А вы там, в Тяглом Озере, связались с верующими, они вас уважают… Так вот, это недопустимо, и вас решили убрать. Можно вас, конечно, отправить на все четыре стороны, но я говорил, что нам работники очень нужны. Есть у нас в районе такая захудалая деревушка, она вдали от дороги, медпункт там весьма нужен. Так вот, я и договорился, чтобы направить вас туда. Сектантов, насколько я знаю, там нет. Народ пьющий, и я думаю, вы там будете работать спокойно.

Печально было на сердце Левы слышать все это. Но, с другой стороны, он внутренне как бы даже радовался, что все-таки его не выкидывают за борт, все-таки он там сможет трудиться и, несомненно, как фельдшер будет полезен. Ведь и там есть больные, значит, он будет нужен.

А какой-то внутренний голос в тайнике души говорил:

«И там есть грешники, значит, ты там будешь нужен».

Однако планам перевода его в глухую деревушку не суждено было осуществиться. Через несколько дней его вызвали в Пестравку, в военкомат. Там объявили ему, чтобы он срочно рассчитался с работы. Завтра его направляют на военную службу в Красную Армию.

Это известие явилось для Левы полной неожиданностью, но почему-то необыкновенная радость наполнила его сердце. Он совершенно не знал, куда его направят и как. В этом смысле могло быть всякое. И хотя характеристику он имел «особую», но явно сознавал, что это путь Божий, что Господь — вождь его жизни — ведет его дальше. И душа его ликовала.

Обратно он шел полем, пешком. Шел и громко, во весь голос пел.

Когда он подошел к деревне Садовка, его заметили сестры в одной избе и вышли ему навстречу.

— Брат, у вас какая-то радость? Что случилось, что вы так поете? Поделитесь…

— Меня направляют в армию, — коротко ответил Лева.

— Как? Туда же, куда ушли наши сыновья? Их убили, убьют и тебя. Опять, быть может, будет война…