Максим Кантор - Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия

Но ровно та же схема (мафиозная схема) действует в либеральном безжалостном мире. Финансовый капитализм сделал сегодня лидерами общества людей, которые ничего не производит, менеджер и посредник преумножают капиталы спекуляциями, и таким образом в обществе возвысились ловкачи.

Кем были вчера сегодняшние флагманы российского социума — Абрамович, Прохоров, и т. п. Интеллигентным людям пришлось признать в пройдохах эталон общественного развития, участвовать в их играх, выполнять их поручения, вести их войны, и постепенно, принимая подачки и борясь за место в дворне, интеллигентные люди развратились. Критерием вкуса стало мнение пройдох, успех развращенных людей стал мерилом нравственной состоятельности — они составляли коллекции, учреждали премии, открывали фонды; и никто им не сказал, не смели сказать! — что они прохвосты.

Протянуть цепочку от пройдохи, который получил миллиарды благодаря мошенничествам, до редактора модного либерального журнала, публикующего переписку Бродского — на это не нужно даже трех звеньев цепи, достаточно одного. И не надо делать вид, будто такой связи не существует — это прямая причинно-следственная связь. Не надо стесняться. Критичным здесь было то, что деньги, доставшиеся богатому ловкачу, были в буквальном смысле слова изъяты из народной собственности, То есть, отняты у населения. Таким образом интеллигент, попадая в обслугу к олигарху, становился соучастником кражи, соучастником насилия — впрочем, такое рассуждение популярностью не пользовалось. Однако, это буквальная правда. И, примирившись с этой связью (зачем докапываться до происхождения зарплаты?), как можно удивляться тирании, пришедшей на смену мафии? Смирившись с унижением другого, ты тем самым уже смирился с собственным унижением. Рано или поздно будешь унижен и ты. Неизбежно.

Сегодня на место тирана Путина прочат богача-оппозиционера Ходорковского — его как раз освободили. Но разве услышали просвещенные граждане, собирающиеся под знамена олигарха-правозащитника, о реальных механизмах накопления его капитала? Допустим, обвинения, предъявленные Ходорковскому властями, были неточными. А как было точно? Какими путями в России 90-х получали ресурсы в собственность? Описать этот механизм в деталях было бы самым естественным, самым разумным шагом со стороны претендента на престол. Но нет, интеллигенция богачу верит и так: богатство и ловкость по-прежнему почитаются за добродетель и никакого урока общество не извлекло.

В тот момент, когда «креативный класс» (это совсем не ученые и врачи, но просто менеджеры и редакторы) назвал население «анчоусами», дальнейшее было решено. Толстовская мечта о том, что люди не будут делиться на «народ» и «не-народ» — развеялась. Именно за то деление и голосовали на Болотной площади. Вы хотели этого деления? Ну, так оно состоялось.

Тирания, национализм и фашизм посыпались как из рога Пандоры — это произошло по хрестоматийному социальному закону. Ах, вы хотели деления на «народ» и «не-народ», но чтобы народ при этом был благостный и сентиментальный? Так не бывает.

Так о чем же ваш вопрос? Какой такой цивилизационный путь могла пройти Россия, с какого именно пути ее сбили? Приватизация народной собственности была абсолютным общественным преступлением: как сказал мне однажды великий историк Эрик Хобсбаум новая история не знает такого противоправного факта как раздел народной собственности между группой верных феодалов. Ресурсы находились не в государственной собственности — но в народной; согласно коммунистической доктрине, государство вообще промежуточный институт.

Но государство в тот момент уравняли с народом. Это ведь абсолютно фашистское положение — сделать государство равным народу, сделать так, что враг государства становится «врагом народа». Но проделан этот трюк был в 90-е годы, не вчера. Это тогда народу внушили, что его собственность — это государственное дело. Но ведь в тот момент цивилизованный мир рукоплескал. И это преступление делалось с одобрения цивилизованного мира — и вот тогда никто не возмущался. С самого начала Россия получила самые дурные уроки, вырастила бессовестный класс собственников, их безнравственную дворню, а теперь пожинает плоды. Так недоросль садится в притоне играть в карты и потом родители сетуют, что ребенка облапошили, да еще и разбили нос.

Беда сегодняшнего дня в том, что поворот направо, к национализму и (в перспективе) к фашизму — произошел повсеместно; у мира (не у одной России, у всего мира) практически нет ресурсов, чтобы фашизм остановить. Демократия истрачена на пустяки, инструмент демократии сломан, гуманистическое искусство забыто. В России к власти пришли люди, ведущие войну с собственным народом — и это подается как возрождение нации. Вранья в мире хватает. Трусливый класс менеджеров умеет писать колонки в гламурных изданиях и доносы на конкурентов, но бороться с фашизмом не станет.

Это страшно, это тупик, но нет такого уголка в мире, откуда можно было бы показать на Россию и сказать: вот там живут дикари. Дикари живут везде. Просто в некоторых местах они становятся людоедами.

Борьба гвельфов и гибеллинов наших дней — либералов и патриотов — на развалинах «общеевропейского дома» многих пугает. Однако борьба вызвана необходимостью. Это своего рода биржа труда менеджерской демократии. Так мировая коррупция осваивает новые территории.

В 1989 году, когда ломали Берлинскую стену, мнилось, что разбили преграду, мешающую объединиться; мечтали, что Россия войдет в «общеевропейский дом». Европейский дом накренился, глобализация не состоялась. По европейскому общему дому и постсоветскому пространству прокатилось несколько гражданских войн. И сегодня в Киеве идут уличные бои. Умереть за свободу — достойно, но вот уже тридцать лет мы не можем определить, за какую именно свободу желаем умереть. За свободу от планового хозяйства? Или за свободу от корпоративного капитализма? За свободу от диктата Москвы или за свободу от компрадорской морали? В Европе начались правые националистические бунты: в Греции говорят о фашизме. Страшная украинская карикатура на московские демонстрации провоцирует такой же страшный ответ. Как и сто лет назад, в гражданских войнах 1918 года, обе стороны употребляют одинаковое слово «свобода», но чаще всего не вкладывают в него никакого значения. Гражданская распря упрощает риторику до общих мест: еще вчера слова «либерал» и «патриот» звучали безобидно, просто у людей разные убеждения, — сегодня убеждения упростили до знаменателей. Патриот — это просто патриот, а реальные беды того народа, патриотом которого он себя числит, не имеют значения. Либерал — он просто либерал, он соседа не желает освобождать. Они дерутся непримиримо, и диалог между ними невозможен; да им и нечего выяснять.