Максим Кантор - Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия

Войти в европейскую семью народов — недурно; но в семье скандалы, там сегодня сильные бьют слабых. Исключить Россию из сонма цивилизованных народов — можно; надо лишь понять, кого исключать в первую очередь — соседей по кенсингтонскому парку или мужика, стоящего у нефтяной помпы. Рассказать правду о российском режиме — хорошо бы; надо только разобраться, какую правду обнародовать, а какую следует придержать — ради благополучия всей демократии в целом. Мир повязан общими подковерными договоренностями, одним общим лицемерием, и найти самого лицемерного невозможно.

Реальные проблемы демократии не входят в программу ролевой игры «либералы — патриоты». Более того, ролевая игра затем и ведется, чтобы не обсуждать реальные проблемы.

Они состоят в том, что свободный рынок и гражданское чувство демократа противоречат друг другу: ответственность перед обществом превращается в дым, если рынок шире и интереснее твоего полиса. Соединение несоединимого, то есть гибрид безбрежного рынка и очерченного границами общества, привело к власти корпоративную мораль, заменившую гражданское чувство. Образовалась химера, нежизнеспособное существо — оно агонизирует. Так уже случалось дважды, с античной демократией и с демократиями 1920-х годов: они мутировали в тирании. Тоска по империи возникает спонтанно — и не только в России, везде.

Национализм вырастает из либерализма неуклонно, потому так и действенна клоунская пара, Пат и Паташон, «либерал» и «патриот», — они не могут жить друг без друга, это персонажи одной демократической пьесы.

Демократия вошла в период кризиса: следует пересмотреть отношения элит и населения; следует заново выстроить связь рынка и полиса; надо создать федеративную Европу на смену конфедеративной — или Европу ждет привычная Пелопонесская война; надо восстановить систему европейского образования, разрушенную глобализацией; надо ввести единую систему налогов, иначе слово «демократия» не имеет смысла.

И тогда, возможно, удастся устранить коррупцию — последний рудимент «общеевропейского дома», коррупцию, которая реактивным образом разрушает как Восток, так и Запад. И если — как итог этих усилий — само понятие «демократия» окажется неуниверсальным — это не страшно; лишь бы избежать слов «тирания», «олигархия» и «война».

Помимо финансовой Европы существует Европа Фомы Аквинского и Микеланджело, Генриха Бёлля и Альберта Швейцера, Гегеля и Канта. Крайне досадно, что, обернувшись к Западу тридцать лет назад, Россия увидела не эти ценности, а колониальную политику и способы увеличивать маржу. Крайне досадно, что эти ценности и сам Запад помнит нетвердо.

Если коррупция действительно мешает, если солидарность еще возможна, то можно попробовать. Надо лишь здраво решить: действительно ли хочется солидарности. Тридцать лет назад слово всем нравилось — ни либералы, ни патриоты его больше не употребляют.

За солидарность больших денег не дают. Когда основные доходы идут помимо производства и даже вопреки производству, возникает своего рода рынок идеологий, необходимый для мировой коррупции. Борьба марионеточных партий питает биржу коррупции.

Вообще-то независимости не существует. Напротив, существует бесконечная цепь зависимостей, создающая законы жизни. Именно зависимостью друг от друга обусловлены наши судьбы и судьбы стран. Фактор независимости, положенный в основу рассуждения, неизбежно превращает само рассуждение в нелепость, поскольку независимость (относительная) может быть определена только внутри формально определенных отношений. Невозможно быть независимым по отношению к хаосу.

Пятый постулат Эвклида служит лучшей иллюстрацией взаимной сопряженности: «если прямая брошена на две других прямых и в точке пересечения с ними образует углы, отличные от прямых, то это означает, что две прямые обязательно пересекутся». Так неизбежно пересекаются всеобщие интересы, жизни, амбиции, страсти. История человечества есть история взаимных зависимостей и долгов, способности сострадать и чувствовать за другого. Самыми вопиющими примерами зависимости являются категорический императив Канта и Нагорная проповедь.

Культура — это зависимость, воспитание — это набор законов и ограничений, образование — это цепочка взаимосвязанных знаний, которые по отдельности мало что значат. Когда человек или область или государство постулируют независимость, они, собственно говоря, хотят сказать нечто иное, просто слово «независимость» звучит красиво — хоть и бессмысленно. Правильнее всего было бы сказать, что они ищут новый принцип зависимости, который свяжет их с миром и соседями. Но до разумной формулировки доходит редко. Как правило, обретение независимости оборачивается хулиганством или террором. Третий рейх становится независимым от правил мира, а Пугачев от закона, но это не сулит ничего хорошего ни миру, ни Рейху, ни Пугачеву.

Когда мир распадается на части, слово «независимость» приобретает невероятную популярность. Борьба за самовыражение становится доминантной — по отношению к вере, состраданию, милосердию и знаниям. Собственно говоря, торжество авангардного искусства в современном мире уже обозначило сегодняшний день: самовыражение стало важнее всего; а что уж там выражается — совершенно не важно. Мир так долго декларировал права и самовыражение как главную ценность существования, что слово «независимость» обрело магический смысл, превосходящий его рабочее значение. Сегодняшняя борьба за независимость от мира — ничего хорошего миру не обещает.

Юго-Восток Украины борется за независимость от Украины. Донецкая республика борется за независимость от Юго-Восточной Украины. Украина борется за независимость от России. Россия возглавляет борьбу за независимость от Соединенных Штатов Америки. Каждый из борцов убежден, что именно его понимание независимости — истинно. И если Россия имеет право на автономию от американского диктата, то Украина точь-в-точь так же — на автономию от российского. А Донецк тогда имеет право на автономию от Украины. Это называется: передел мира; решает все отнюдь не желание свободы — но сила оружия. Старинное дипломатическое выражение «Если делима Канада, то делим и Квебек» распространяется на весь мир, достаточно принять логику самоопределения как формообразующую.

Независимости нет в природе, ее не существует; это выдумка. Существует переход из одной системы отношений в другую, замена одной зависимости на другую. То, что мир ищет новую систему зависимостей — очевидно; очевидно и то, что в мире нет ни единого проекта такой новой системы. Нет ни единой программы новой системы отношений. Те программы, которые предъявляют националистические постулаты независимости — устаревшие, воскрешающие былые обиды и амбиции. Эти ретро-программы можно положить в основу ретро-империй, так иногда делали. Но чтобы создать систему взаимоотношений в мире, нужна новая программа, новая теория, описывающая современное общество. А ее нет. До тех пор, пока она не появится, всякий шаг от системы к независимости — есть шаг к хаосу, то есть к войне.