Юрий Пивоваров - Русская политика в ее историческом и культурном отношениях

Концепция Чичерина-Ключевского заключается в том, что у нас нет исторической традиции народного представительства в классическом смысле. Все эти соборы нужны были власти, во-первых, чтобы в форме «совета со всей землей» осуществить легитимирование собственных решений, и, во-вторых, чтобы «восполнить недостаток рук», т. е. повысить собственную административную эффективность. Безусловно, хотя М.Н. Покровский и не соглашался с таким выводом, «бюрократические комиссии новейшей России» ведут свою родословную и от земских соборов (разумеется, не только от них). Как, впрочем, и государственные думы XX столетия. Только в том значении, которое придавал им А.Н. Гурьев — депутаты должны выполнять те обязанности, которые прежде плохо удавались чиновникам.

Вот и получается: и народные представительства (в разных формах и в разные эпохи), и бюрократические комиссии суть дело Власти; это ее «игры»; это ей то одно потребно, то — другое. Я бы дополнил С.Н. Сыромятникова: у нас «около сильной власти обращается» как демократия, так и бюрократия. Только вот, вздохну я с сожалением вслед за Б.Н. Чичериным, из всего этого институтов, институциональной системы не получается. Более того, русская историческая мысль пришла к выводу: наши народные представительства играют роль, прямо противоположную той, что у народных представительств Запада. В.О. Ключевский фиксирует: «Народное представительство возникло у нас не для ограничения власти, а чтобы найти и укрепить власть: в этом его отличие от западноевропейского представительства». — Поразительно! «Найти и укрепить власть». То есть народные представительства необходимы тогда, когда власть либо вообще исчезает, как-будто куда-то проваливается (Смута начала XVII в., 1917 г., 1991 г.), либо существенно слабеет (начало правления Ивана IV, краткий период между смертью Федора Иоанновича и избранием Бориса Годунова, царствование Михаила Романова, начальные годы Екатерины II, революция 1905–1907 гг., конец 80-х — самое начало 90-х гг. XX в. Иначе было в 1907–1917 гг. Тогда народное представительство само захотело стать Властью и в конечном счете смело ее. Но об этом ниже. Что касается 1991–1993 гг., то здесь «диспозиция» была гораздо сложнее. В этой работе мы не будем касаться этой темы). Потом они уже не нужны. Их либо «сокращают», «увольняют» совсем, либо приспосабливают под очередные задачи вновь оперившейся Власти.

Когда в июле 1905 года Василия Осиповича Ключевского на несколько дней призвали к себе тогдашние руководители России (во главе с царем) обсудить проблему установления у нас народного представительства, он, в принципе поддерживая эту идею, вывел удивительно емкую и содержательную формулу: «Верховная власть — защитник выраженной народной воли». Иными словами, парламент (следовательно, и публичная политика) нужны, чтобы выслушать волю народа. Ее же защитником (читай: выразителем, охранителем, инструментом реализации) может быть только «Верховная власть». Это тот предел, тот максимум, что положен на Руси (и древней, и новой, и новейшей) народным представительствам.

…Итак, то, что мы видим сегодня, не только и не просто «возвращение» к советским временем. Это вообще возвращение. К тому, что было всегда. Было, несмотря на множество реформ, поверхностный политический плюрализм, кратковременные эпохи публичной политики и т. п.

Но почему всегда неизбежно это возвращение? Почему недолгие периоды демократии — а в XX столетии это случилось дважды — неизбежно уходят? И почему даже эти недолгие времена русских публичных политик расцениваются проницательными русскими аналитиками, в конечном счете, лишь как вынужденно-переходные формы и этапы аутентичного, равного самому себе, неизменного в принципе русского исторического бытования?

В нашей стране господствует «самодержавная политическая культура». Ее главная характеристика — власте центричность. Причем «власть» должна писаться с большой буквы — «Власть». Она ведущее действующее лицо исторического процесса, в ходе которого лишь меняет свои наименования — царь, император, генсек, президент. Важно также подчеркнуть, что эта Власть всегда персонифицирована, т. е. обязательно предполагает определенного ее носителя (в отличие от этого на Западе власть имеет абстрактную природу — отделена, независима от правителя, не является его личной прерогативой).

Это, кстати, знают и чувствуют российские граждане. Согласно недавнему опросу ВЦИОМ, «главным источником власти и носителем суверенитета в нашей стране является … не народ, как написано в Конституции, а президент … 55 % населения уверены в том, что глава государства и суверенитет — одно и то же. Формально лишь 19 % участников всероссийского исследования верят в российскую демократию и полагают, что власть в нашей стране принадлежит … народу … Правильный ответ на вопрос о том, как именно Конституция принималась, дала треть опрошенных. Большинство либо затруднились ответить, либо оказались убеждены, что этот документ — плод труда лично президента» ( Известия. 09.12.2005).

Так что совсем не случайно нынешний идеолог и «плеймейкер» Власти В.Ю. Сурков говорит о «суверенной демократии». Я бы только выражался прямее: речь у нас ныне идет о «президентской демократии». Суверенность суверенитет президент. А демократия? — Это, видимо, так, общее слово…

Соотношение самодержавной Власти и иных типов власти, существующих в обществе, было хорошо понято еще русской наукой XIX в. «Права государственной власти, во всем их объеме, принадлежат Государю Императору. Нет той сферы управления, которая бы не была подчинена его самодержавию. Но из этого не следует, чтобы император осуществлял свои права непосредственно. Правильная организация … предполагает существование посредствующих властей, действующих именем императора, но самостоятельно в кругу представленных им дел. Эта мысль выражена в наказе императрицы Екатерины: «основные законы государства предполагают по необходимости средние протоки, т. е. правительства, через которые действует власть государства».

Система подчиненных властей, имеющих свою компетенцию и определенную степень власти … удовлетворяет и требованию разделения властей, необходимого во всякой форме правления … Во всяком государстве какое-либо учреждение сосредотачивает в своих руках всю полноту верховной власти. Оно является источником всякой власти и все прочие установления действуют его именем и по его полномочию. Но принцип разделения властей находит себе применение там, где возникает вопрос об осуществлении различных прав государственной власти».