Владимир Ленин - ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ. Том 1

Маркс видел прогрессивную, революционную работу капитализма в том, что он, обобществляя труд, в то же самое время, механизмом самого процесса «обучает, объединяет и организует рабочий класс», обучает борьбе, организует его «возмущение», объединяет для «экспроприации экспроприаторов», для захвата политической власти и отнятия средств производства из рук «немногих узурпаторов» для передачи их в руки всего общества («Капитал», 650) [199].

Вот – формулировка Маркса.

О «числе фабр.-заводских рабочих» и речи, конечно, нет: говорится о сосредоточении средств производства и обобществлении труда. Ясное дело, что эти критерии не имеют ничего общего с «числом фабр.-заводских рабочих».

Но наши самобытные истолкователи Маркса перетолковали это именно так, что обобществление труда при капитализме сводится к работе в одном помещении фабричных и заводских рабочих и потому-де степень прогрессивной работы капитализма измеряется… числом фабрично-заводских рабочих!!! Увеличивается число фабрично-заводских рабочих – значит, капитализм хорошо работает прогрессивную работу; уменьшается – значит, он «плохо выполняет своё историческое призвание» (с. 103 статьи г. Ник.-она), и «интеллигенции» следует «искать иных путей для своего отечества».

И вот российская интеллигенция принимается за поиски «иных путей». Ищет и находит она их уже не первое десятилетие, доказывая [200]изо всех сил, что капитализм – «неправильное» развитие, ибо ведёт к безработице и кризисам. Вот в 1880 году стояли мы перед кризисом; тоже и в 1893 г.: пора сойти с пути, ибо очевидно, что нам приходится плохо.

А русская буржуазия «слушает да ест» [201]: действительно, приходится «плохо», когда уж нельзя получать баснословные прибыли; и она хором подпевает либералам и радикалам и усиленно принимается благодаря освободившимся и более дешёвым капиталам за постройку новых железных дорог. «Нам» плохо, потому что на старых местах «мы» уже дочиста обобрали народ и приходится переходить к индустриальному капиталу, не способному так обогащать, как торговый: так «мы» пойдём на восточные и северные окраины Европейской России, где ещё возможно «первоначальное накопление», дающее сотни процентов прибыли, где ещё буржуазное разложение крестьянства далеко не завершилось. Интеллигенция видит всё это и неустанно грозит, что «мы» опять придём к краху. И действительно наступает новый крах. Масса мелких капиталистов побивается крупными, масса крестьян выталкивается из земледелия, всё более и более достающегося в руки буржуазии; увеличивается в необъятных размерах море нищеты, безработицы, голодного вымирания – и «интеллигенция» с спокойною совестью ссылается на свои пророчества и паки сетует о неправильном пути, доказывая непрочность нашего капитализма отсутствием внешних рынков.

А русская буржуазия «слушает да ест». Пока «интеллигенция» ищет новых путей, она предпринимает гигантские постройки железных дорог в свои колонии, создавая себе там рынок, неся в молодую страну прелести буржуазных порядков, выращивая с особенной быстротой и там промышленную и земледельческую буржуазию и бросая массу производителей в ряды вечно голодного безработного люда.

Неужели же социалисты всё ещё будут ограничиваться сетованиями о неправильных путях и доказывать непрочность капитализма… медленным нарастанием числа фабрично-заводских рабочих!!?

Прежде чем перейти к этой ребячьей идее [202], нельзя не упомянуть о том, что г. Ник.-он крайне неточно передал критикуемое место статьи г-на Струве. В статье его сказано буквально следующее:

«Если автор (т. е. г. Ник.-он) указывает на различие в составе русского и американского населения по роду занятий – для России принимается, что 80% всего занятого хозяйственной деятельностью (erwerbsthatigen) населения занято сельским хозяйством, а в Соединённых Штатах только 44% – то он при этом не замечает, что капиталистическое развитие России именно и будет работать над уменьшением этой разницы 80–44: в этом, можно сказать, состоит его историческая миссия».

Можно находить, что слово «миссия» поставлено здесь очень неудачно, но мысль г-на Струве ясна: г. Ник.-он не заметил, что капиталистическое развитие России (он сам признаёт, что развитие это действительно капиталистическое) будет уменьшать сельское население, тогда как это – общий закон капитализма. Следовательно, г. Ник.-ону, чтобы опровергнуть это возражение, следовало показать или 1) что он не упустил из виду этой тенденции капитализма, или 2) что капитализм не имеет этой тенденции.

Вместо этого г. Ник.-он принимается за разбор данных о числе наших фабричных рабочих (1% населения по его счёту). Да разве у г. Струве говорится о фабричных рабочих? разве 20% населения в России, 56% в Америке, это – фабричные рабочие? разве понятия: «фабричные рабочие» и «население, занятое не сельским хозяйством» – тождественны? Можно ли оспаривать, что и в России уменьшается доля населения, занятого сельским хозяйством?

После этой поправки, которую я считаю тем более необходимой, что г. Кривенко уже раз в этом же журнале переврал это место, перейдём к самой идее г. Ник.-она о «плохом исполнении миссии нашим капитализмом».

Во-первых, нелепо отождествлять число фабрично-заводских рабочих с числом рабочих, занятых в капиталистическом производстве, как это делает автор «Очерков». Это значит повторять (и даже утрировать) ошибку мещанских российских экономистов, начинающих капитализм прямо с крупной машинной индустрии.

Разве миллионы русских кустарей, работающих на купцов из их материала за обыкновенную заработную плату, – заняты не в капиталистическом производстве? Разве батраки и подёнщики в земледелии получают от хозяев не заработную плату и отдают им не сверхстоимость? Разве рабочие, занятые строительной промышленностью (быстро развившейся у нас после реформы), – не подвергаются капиталистической эксплуатации? и т. д. [203]

Во-вторых, нелепо сравнивать число фабричных рабочих (1 400 000) со всем населением и выражать это отношение процентом. Это значит прямо-таки сравнивать величины несоизмеримые: население трудоспособное с нетрудоспособным, занятое производством материальных ценностей с «идеологическими состояниями» и т. д. Разве фабрично-заводские рабочие не кормят каждый известное число нерабочих членов семьи? Разве фабричные рабочие не кормят – помимо их хозяев и целой стаи торговцев – кучу солдат, чиновников и т. п. господ, которых вы прикладываете к земледельческому населению и противополагаете всю эту кашу фабрично-заводскому? Разве, затем, нет на Руси таких промыслов, как рыболовство и т. п., которые опять-таки нелепо противополагать фабрично-заводской промышленности, соединяя их с земледелием? Если бы вы хотели получить представление о составе населения России по его занятиям, следовало бы, во-первых, выделить особо то население, которое занято производством материальных ценностей (исключив, следовательно, нерабочее население, с одной стороны, а с другой – солдат, чиновников, попов и т. п.), и, во-вторых, попытаться распределить его по разным отраслям народного труда. Если бы не оказалось для этого данных, следовало бы и не браться за подобные расчёты [204], а не толковать пустяков об 1% (??!!) населения, занятом фабрично-заводской промышленностью.