Андрей Паршев - Почему Россия не Америка. 2015

Эта политика дала определенные, в том числе положительные, результаты. Производство вроде бы оживилось, а если люди работают и что-то производят, то жизнь становится лучше, это очевидно.

Но у политики «каренси борд» есть подводные камни. А что если владелец песо придет в казначейство и поменяет его на доллар, чтобы спрятать под подушку или вывезти из страны? Этот песо придется уничтожить, ведь резервы страны стали на доллар меньше! А если кто-то захочет закупить товар за рубежом? То же самое, денежная масса страны должна уменьшиться как раз на цену партии импортированного товара!

К сожалению, я не слышал, чтобы эти очевидные вопросы были заданы на одной из многочисленных пресс-конференций. А все просто. Чтобы запас валюты не уменьшался, страна залезала в долги, брала кредиты. Долги у Аргентины сейчас огромны. Ответ на второй вопрос очевиден. Аргентина экспортировала больше, чем импортировала, и вместо вывоза капитала происходил ввоз.

Если вы прочитали предыдущие главы, то вам станет ясно, почему Аргентина после наведения минимального порядка стала инвестиционно привлекательной страной.

Аргентина – страна приморская. Все основные центры сосредоточены либо на побережье теплого незамерзающего моря, либо в устьях судоходных рек. Главное достоинство теплых морей – не мулатки на пляже (хотя это полезно для индустрии туризма), а дешевизна транспорта.

Аргентина покрыта пампасами (субтропической степью), которые предоставляют лучшие в мире условия для крупного рогатого скота. Он не нуждается в заготовленных кормах и круглый год обходится без стойлового содержания. Себестоимость килограмма аргентинской говядины – 5 центов, и колонны рефрижераторов с дешевым мясом уже многие десятки лет движутся на север в США по Панамериканскому шоссе. Наша же буренка, для сравнения, съедает за полугодовую зиму 3 тонны сена, которое крестьянину надо накосить и сохранить.

По сравнению с другими латиноамериканскими странами в Аргентине хорошо развиты инфраструктура и промышленность. Благодаря мягкому климату энергоемкость их невелика. Сейчас там незначительные расходы на госаппарат (а значит, низкие налоги): служебная машина осталась, по-моему, только у президента, или что-то вроде того. Коммунистические и профсоюзные организации разгромлены военными диктатурами и деморализованы распадом СССР, и рабочие довольствуются тем, что им дают, тем более что в период кризиса им приходилось работать и за 20 долл. в месяц. Правда, среднемировая зарплата в условиях Аргентины обеспечивает вполне приемлемые условия жизни.

То есть местные издержки на производство в условиях Аргентины существенно ниже, чем, например, в США, главным образом благодаря низкой цене рабочей силы и меньшим налогам. Так что нет ничего удивительного в том, что инвестиции в аргентинское производство пошли. Даже в ходе южно-азиатского кризиса выводимые из этого региона капиталы переводились как в ценные бумаги США, так и в экономику Южной Америки. Но результаты «аргентинского чуда» ой как неоднозначны. Экономика на чужих капиталах («мышьяк» – по Витте), все равно что правитель на иностранных штыках – очень неустойчивая штука. В стране жуткая, небывалая безработица, долги Аргентины тоже растут, и за ее накопления конкурируют собственная экономика и иностранные кредиторы. Кто победит?

Вот эта политика и рекламировалась в сентябре 1998 года по всем каналам, причем главным двигателем рекламы был бывший министр финансов, бывший глава налоговой службы, видный реформатор Борис Федоров.

И никто, или почти никто не сказал с удивлением следующих слов:

«Но позвольте! Ведь все последние годы именно эта политика и действовала в России! Борис Федоров, в силу индивидуальных особенностей, просто не понимает, что «валютный коридор», приватизация по Чубайсу и невыплаты по государственным расходам, в том числе задержки зарплаты бюджетникам – это и есть основные черты «каренси борд». Но неужели и остальные реформаторы такие же?»

Действительно, именно «аргентинский вариант» реализовывался в экономике России с 1993 по 1998 год, но вместо хоть какого-то оживления экономики он привел к ее полному краху. Ведь наша валюта до 17 августа была жестко привязана к доллару, хотя и не в пропорции 1:1 (но это и не требуется по правилам «каренси борд»). Помните постоянные объяснения: «нужен кредит, чтобы заплатить пенсии»? Но ведь пенсии платят рублями, а кредит-то в долларах. Типичная привязка денежной массы к валюте, по-аргентински. Да она и сейчас сохраняется.

К слову, в прессе я встретил одну-единственную публикацию (и опять в «Независимой газете») профессора Академии им. Плеханова М. Дворцина, который также удивлялся, почему никто не заметил очевидную идентичность политики «каренси борд» и «валютного коридора».

Сам Кавалло, когда ехал в Россию, видимо, думал, что в России реализуется что-то вроде гайдаровской политики печатания денег, действовавшей у нас в 1992 году. Поэтому его советы, как справиться с эмиссией необеспеченной денежной массы, звучали несколько странно. Ее тогда, в 1998 году и не было! Еще он сходу начал рекомендовать ввести в России свободное хождение доллара и разрешить гражданам совершать сделки на мировом рынке. Кавалло ввел это в Аргентине, и это помогло (в определенном смысле), но он просто не знал, что у нас в стране это все уже существовало несколько лет, и не помогало, мягко говоря. То есть долги и безработица то росли у нас, как и в Аргентине, но производство не оживлялось.

Впрочем, побыв здесь несколько дней, он, похоже, уяснил ситуацию. В своих выступлениях он сместил акценты на необходимость улучшения сбора налогов – в этом у нас, действительно, есть отличия от Аргентины. Но оптимизм в его выступлениях улетучился. Привлекать валюту в производство и одновременно платить реформаторские долги Россия не сможет! Ни один инвестор не даст и доллара в такую экономику.

Того, что за три дня понял Кавалло, Борис Федоров не понял и за несколько лет, находясь на самой верхушке реформаторского руководства. Его сравнивали тогда, помню, с танком. Ну, если имелся в виду один своеобразный шведский танк – безбашенный и с сокращенным экипажем…

Из этой истории можно понять, что среди реформаторов, часто демонстрируемых по телевидению и рекламируемых в газетах, есть личности, абсолютно не представляющие, где они находятся и что делают, или, точнее, для чего их используют на высоких постах. Чисто по-человечески, при этом, они могут быть, с чьей-то точки зрения, и вполне приятными людьми.