Александр Щипков - Национальная история как общественный договор. От экономического гегемонизма к консенсусу традиций

Общим местом для многих историков стало утверждение о том, что историческим проклятием России стала её ресурсная зависимость. Причём сформировалась эта национальная особенность задолго до «газонефтянки».

Кто-то начинает отсчитывать зависимость страны от моноресурса с «эры пушнины». Но нам представляется гораздо более существенной и показательной эпоха экспорта зерна. Во-первых, в связи с её долгосрочностью (как минимум со времени Ивана Грозного до середины XX века). Во-вторых, логика и структура хлебной экономики гораздо больше напоминают современную энергетическую экономику. В-третьих, такой подход даёт возможность нащупать прямую связь между экономикой и политикой. Он позволяет показать, что хлебная специализация в мировом разделении труда была не первопричиной, а закономерным следствием выбора российскими элитами полуколониального, экстенсивного пути развития, который не преодолён и сегодня.

Закономерен вопрос: почему для Норвегии или Канады, несмотря на нефтяные запасы, ресурсная зависимость не закрыла путь к диверсификации экономики, а для России зависимость от диктата глобального рынка до сих пор является фатальной. Изучение хлебной экономики и соответствующей ей политической модели позволяет дать частичный ответ на этот вопрос. Итак, поговорим о зерне.

Русская жизнь знает много вечных вопросов: «Кто виноват?», «Что делать?», «Как жить дальше?». Но есть один вечный ответ, который стоил буквально всех этих вопросов, вместе взятых, – «Не доедим, но вывезем!». Так говорили влиятельные землевладельцы

Российской империи, получавшие сверхприбыли от торговли хлебом на мировом рынке. Говорили, решая этот вопрос за всю крестьянскую Россию, обрекая крестьян на голод и бесправие. Поэтому в действительности вопрос о земле является подлинным стержнем русской истории вплоть до начала XX века. Проследим эту хлебную тему.

В IX–X веках Русь имела все шансы состояться в будущем как торговая республика, а не аграрное царство. Русские города могли уподобиться Новгороду и Пскову или городам Ганзейской лиги благодаря торговому пути «из варяг в греки». Этот путь приносил огромные прибыли в период расцвета торговли между северной Европой и Византией. Но исторические обстоятельства неожиданно изменились. После возвышения Константинополя в XII веке главные торговые пути стали проходить через Средиземноморье, а речной путь потерял свое значение. Для Руси это была болезненная перемена, связанная с упадком городов, возвращением к возделыванию земли как основному извлечению материального ресурса. Не имея возможности получать прибыль в качестве торгового посредника, Русь превращается в централизованную аграрную страну и живёт «с земли».

Такой хозяйственно-политический формат основан на вассальных отношениях. Княжеская дружина собирает дань с крестьян, появляется рынок земли, крестьяне продают себя за долги «в заклад». В середине XV века эта практика формализуется. Крестьян начинают прикреплять к той или иной «земле», делая соответствующие записи в специальных книгах. Судебник 1550 года уже лишает права выходить из зависимости: в случае невыплаты долга крестьянин считается холопом. Причём «отработка долга» становится семейным делом и переходит по наследству. Так возникает крепостное право в привычном для нас понимании.

А в это время в Европе наблюдается рост городского населения, которое становится всё труднее прокормить, несмотря даже не периодически вспыхивающие эпидемии. И Россия, используя дешёвый холопский труд, начинает поставлять хлеб западным соседям. Постепенно вывоз хлеба становится основной статьей внешней торговли. А важнейшим активом русских бизнес-элит становится земля, на которой его выращивают. Разумеется, эта ситуация порождает соблазн переделов и рейдерских захватов. До поры до времени земля находилась в руках очень узкой боярской прослойки. В какой-то момент

Иван Грозный решает обуздать хлебных баронов, добиваясь нового консенсуса. Но действует он куда радикальнее, чем российская власть в начале 2000-х.

«Избранная рада» во главе с Алексеем Адашевым и протопопом Сильвестром укрепляют властную вертикаль. С благословения царя правительство Адашева проводит частичную экспроприацию – стремится более или менее уравнять земельные наделы. Боярство сопротивляется. Выезд опальных бояр в Литву (ехать в Лондон в то время ещё было далековато, а «Вольную типографию» «курбским» заменяла переписка с первым лицом) был вполне в духе времени. Тогда Иван Грозный создаёт опричнину с целью приструнить боярскую знать и перераспределить землю в пользу будущего сословия дворян. Политика монархического «социализма» потребовала жёстких мер, но «чрезвычайщина», как это часто бывает, вышла из-под контроля.

Теперь за право получать хлебные прибыли необходимо было быть лояльным и хорошо служить монарху, в чём и заключалась сущность дворянского «служилого» сословия – в отличие от вольного боярского.

Постепенно ужесточается государственная политика по отношению к крестьянам. Если до XVII века помещики разыскивали беглых крестьян в частном порядке, то при Василии Шуйском (1607 год) побег крестьянина от помещика был переведён в категорию государственных преступлений. Сыск теперь вёл не помещик собственными силами, а полиция. А хлебная лихорадка продолжается. Темпы вывоза зерна в Англию и Швецию растут год от года. Именно в XVII веке Россия превращается в «житницу Европы», но, несмотря на красивое название, ничего хорошего большинству народа этот статус не сулит. Положение хлебного придатка Запада запускает в России компрадорскую экономику и вызывает к жизни печальный принцип «Не доедим, но вывезем!».

Хлебная лихорадка порождает множество спорных решений в верхах. Эти факты противоречат образу просвещённых царей, каковыми либеральные западные и советские историки привыкли изображать Алексея Михайловича, Петра I, Екатерину II. «Либеральные реформы» царей-реформаторов имели целью усилить бюрократический контроль и давление на «низы» с целью сделать экономику России более «эффективной». Причём эффективность понималась как возможность за меньший срок с меньшими издержками извлечь максимум прибыли, продав русский хлеб на мировых рынках.

Эти элементы капитализма и реформаторства прочно удерживали Россию на «хлебной игле» и отнюдь не способствовали развитию технологий, самоуправления и улучшению общественных нравов. В частности, уважению к личности. Напротив, труд холопов оставался примитивным, положение всё более бесправным, а власть бюрократии всё более жёсткой.

Работа на глобальный рынок, зависимость от западных экономических, а затем неизбежно и политических центров силы укрепляли в России полицейско-крепостной режим и сталкивали страну в «отсталость». Хлебная рента, а вовсе не монархия была подлинным источником «ужасов самодержавия». Так, вышедшее в 1649 году Соборное уложение Алексея Михайловича сделало сыск беглых крестьян пожизненным.