Геннадий Янаев - ГКЧП. Был ли шанс?

В этом можно было убедиться, побывав на Всесоюзной научно-практической конференции «Рынок в СССР. Механизм формирования и этапы развития», проходившей в Свердловске. Зал бывшего Дома политпросвещения на 80 процентов был заполнен питомцами военно-промышленного комплекса, которые заочно давали не прибывшим на мероприятие премьеру В. Павлову, академику Л. Абалкину, председателю Госкомцен В. Сенчагову и другим членам правительства, руководителям ведомств свои «практические рекомендации»: ввести в стране железную дисциплину, запретить забастовки, прекратить перестройку базовых отраслей, «упорядочить» кооперативное движение и т. д.

В моих ушах до сих пор стоит шум аплодисментов другой, региональной экономической конференции, разразившихся в ответ на заявление А. Тизякова: «Демократия — это дисциплина. Отечество в опасности!» Явный вызов на бездействие и вялость М. Горбачева.

В декабре 1990 года на Всесоюзном совещании директоров государственных предприятий, которое созвала ассоциация «оборонки», А. Тизяков повторил эти тезисы в своем докладе, но куда более в жестком тоне, по сути, предъявив М. Горбачеву ультиматум. На что растерявшийся Президент СССР, говорят очевидцы, невнятно возразил: «Вы хотите меня напугать. Не выйдет».

Возможно, именно тогда президент ассоциации предприятий ВПК, выражавший, безусловно, не только свою, а коллективную точку зрения, отчетливо понял: Михаил Горбачев и его политика себя изжили, лидера надо менять…

Помню, в те дни на свердловском ТВ шла интересная передача, посвященная обсуждению экономической программы С. Шаталина — Г. Явлинского «500 дней». Анализ этого документа в прямом эфире делал генеральный директор ЗИКа А. Тизяков. Александр Иванович хладнокровно заметил, что программа «500 дней» — авантюра, блеф и чистейший обман народа. А что было нужно? Что-то ведь надо делать, если кругом карточки, хаос, развал и топтание на месте! Ответ А. Тизякова: мы (ВПК?) говорили Н. Рыжкову, как нужно действовать, мы призывали М. Горбачева прислушаться к мнению практиков, мы настаиваем на рассмотрении и реализации нашей программы стабилизации экономики.

Замечу, это говорил человек, прекрасно знающий себе цену, руководитель, вполне созревший для прямых и откровенных оценок, понимающий, что с имевшимся на тот момент в СССР руководством никакой каши уже не сваришь.

А может, это был зондаж общественного мнения, своеобразная проверка реакции земляков на необходимость смены прогнившего курса, возможность бескровной и «бархатной» революции?

В конце августа-91 все участники «Кремлевского заговора» — вице-президент СССР Г. Янаев, премьер-министр В. Павлов, первый заместитель Совета обороны СССР О. Бакланов, министр обороны Д. Язов, председатель КГБ В. Крючков, председатель Крестьянского союза В. Стародубцев, А. Тизяков (министр внутренних дел СССР Б. Пуго уже застрелился, маршал Советского Союза С. Ахромеев повесился), а также В. Варенников, А. Лукьянов, В. Генералов, Ю. Плеханов и О. Шенин оказались на тюремных нарах в знаменитой «Матросской тишине». Всем им предъявили обвинение в «измене Родине» и «заговоре с целью захвата власти».

Началось следствие. Во всех смыслах это был уникальный процесс, ведь на скамье подсудимых — в недавнем прошлом первые лица Советского государства! Поэтому группу государственных обвинителей представляли 8 прокуроров. Защиту интересов подсудимых осуществлял 21 адвокат.

В суд предполагалось вызвать около 1000 свидетелей. Предстояло изучить, проработать и осмыслить почти полторы сотни томов обвинительных материалов…

Через год я поехал в командировку в Москву. Помимо служебного задания, признаюсь, я вынашивал, может быть, и наивную, но очень привлекательную для журналиста идею — попасть в «Матросскую тишину» и взять интервью у нашего земляка А. Тизякова: что он думает о «Кремлевском заговоре»?

Спрашивается: а зачем? Эта цель в те смутные, непредсказуемые дни, если честно, выглядела не очень популярной. Меня могли запросто обвинить в скрытых симпатиях к «путчистам». Однако я четко представлял и другое: российским властям было очень выгодно, чтобы высшие руководители СССР, упрятанные за решетку по смехотворному, не выдерживающему критики обвинению в «измене Родине», вынужденно молчали, не могли сказать настоящую правду о запутанных событиях августа-91 и по-прежнему глухо сидели в камерах. С другой стороны, размышлял я, пока в отношении арестованных не было обвинительного заключения, они ведь не преступники и имеют полное право быть выслушаны обществом!

Поэтому я начал с самых верхов. Звоню первому помощнику Б. Ельцина Виктору Илюшину (когда-то он был первым секретарем обкома комсомола в Свердловске. — С. П. ). Узнав о моей просьбе, Виктор Васильевич сухо и неприязненно отрезал:

— Вы позвонили не по адресу. В ход этого следствия администрация президента вмешиваться не вправе. Обратитесь в Генеральную прокуратуру…

Нахожу телефоны приемной Генпрокуратуры, снова представляюсь по форме. Главного обвинителя, пермяка Валентина Степанкова, на месте не оказалось, и трубку взял его заместитель Евгений Лисов. Первые же слова о возможной встрече с А. Тизяковым вызвали у него приступ неподдельного веселья:

— Да вы что, смеетесь? Это же невозможно!

Тогда я стал искать другие ходы. Познакомился с известным адвокатом уральца Юрием Поздеевым. Встретились с ним в каком-то московском скверике, разговорились.

— Юрий Борисович, почему именно вы будете защищать нашего земляка?

— А почему бы и нет? Ко мне обратилась Ассоциация государственных предприятий и объединений промышленности, строительства, транспорта, связи СССР, президентом которой, как известно, являлся Тизяков. И я согласился…

К слову, Юрий Борисович Поздеев работал тогда в юридической консультации № 10 г. Москвы. Адвокатурой занимался 40 лет. Участвовал практически во всех громких процессах тех лет, в том числе защищал советских граждан, выступивших в 1968 году против ввода войск Варшавского Договора в Чехословакию, имел прямое отношение к делу бывшего зятя Брежнева Ю. Чурбанова и т. д.

— Где находится сейчас ваш клиент?

— Там же, где и остальные организаторы августовских событий, — в 4-м следственном изоляторе в Москве. От отделен от «Матросской тишины», имеет собственного начальника и свою охрану — крепких ребят в пятнистой униформе. Внешняя охрана вооружена автоматами, внутри — без оружия, как и принято в подобных учреждениях мира. Условия содержания — нормальные. Александр Иванович «живет» в комнате на двух человек.

— В комнате или камере?

— Думаю, это можно назвать комнатой…

— Как выглядит Тизяков? Испуган? Растерян?