Сергей Катканов - Священная Русская империя

Не осуждаю ни тех, ни других. Язык не поворачивается. Можно понять как тех, кто вместе с немцами сражался против коммунистов, так и тех, кто вместе с коммунистами сражался против немцев. Этот выбор затронул и белую эмиграцию. Одни белые генералы поддержали пусть советскую, но всё–таки Россию, а другие — пусть германских, но всё–таки врагов большевизма.

Казалось бы, должно быть понятно, что Родину как таковую защищать невозможно, защищать можно только государство, а если государство преступное, то и защищать его преступно. Представьте себе, что к вам в дом ворвалась группа бандитов, надолго у вас поселившаяся. Бьют вас прикладом по зубам, издеваются над женой, морят голодом детей. И так — двадцать лет. Они уже считают этот дом своим и ведут себя, как хозяева. Вы, конечно, ненавидите этих хозяев, но не имеете ни какой возможности от них избавиться. И вдруг на пороге вашего дома появляется банда иностранцев. Ваши тираны говорят вам: «Надо забыть обиды и защищать наш общий дом». Они бросаются к окнам оборону занимать. Может быть не будет удивительно, если вы в этот момент засадите им в спины по ножу, следуя простой логике: иностранцы придут и уйдут, а от внутренней мрази не будет такого хорошего случая избавиться.

Или другой вариант. Вы говорите своим угнетателям: «Да, конечно, это наш общий дом, будем вместе его защищать». И вам удается его защитить. А ваши тираны в благодарность начинают вас угнетать пуще прежнего.

Всё просто, да? Надо было вместе с немцами свергнуть большевиков, а потом уже разбираться с немцами. Но всё не так просто. Ну не могли русские люди вот просто так взять и сложить оружие к ногам вермахта, даже если они ненавидели большевиков. И не только потому, что они находились в плену патриотических иллюзий. Они чувствовали, что великая русская империя в какой–то степени всё же сохраняется в образе Советского союза. Древняя духовная доминанта нашей страны проявляет себя даже в большевиках, а германцы сейчас бьют не столько по большевизму, сколько по нашей исконной русской сути. Сейчас надо сохранить Россию, а с большевиками потом разберемся? Вот ведь вопрос вопросов: в какой степени СССР продолжал оставаться русской империей? В какой–то мере определенно оставался. Парадоксально, но сталинизм нес в себя явные черты имперского мышления, то есть он в определенной мере был защитником исконных русских геополитических интересов.

Самым удивительным было то, что большевиков поддержала Русская Церковь. Православные поддержали безбожников, которые целенаправленно уничтожали православие, и заявили, что будут биться в одном строю с безбожниками против общего врага. Представьте себе, что первые христиане, которых Нерон не успел отдать на растерзание зверям, кричат: «Все под знамена Нерона на защиту Рима».

Некоторое количестве иерархов поддержало «борьбу советского народа» просто из трусости. «Немцы когда–то ещё придут, а большевики сейчас к стенке поставят». Но далеко не всеми двигала трусость. Многие искренне полагали, что, благословляя Красную Армию, встают на защиту России, то есть в конечном итоге и православия. Они верили, что Советский Союз и есть та самая Россия — дом Пресвятой Богородицы, хотя вся советская реальность свидетельствовала об обратном. Они считали, что если сейчас сохранить Россию, то православие ещё может в ней возродиться. Может быть, они были правы?

А генерал Деникин, объявивший среди эмиграции сбор средств на поддержку Красной Армии? Добрейший Антон Иванович… Он поддержал страшного большевитского зверя, с которым сражался не на жизнь, а на смерть. Выходит, зря сражался? Но ведь перед этим он три года бился с немцами, и вот опять германец прет на Россию. Теперь у России нет других защитников, кроме большевиков. Как же их не поддержать?

Помню, как потрясла меня одна, казалось бы, пустяковая история. Вскоре после победы в парижском театре советский атташе Константин Симонов с удивлением увидел, что рядом с ним сидит Бунин. Симонов встал и, поклонившись, сказал:

— Кажется, я имею честь сидеть рядом с писателем Иваном Буниным?

Бунин так же встал и так же поклонившись сказал:

— Я имею ещё большую честь сидеть рядом с русским офицером.

Способны и мы сейчас прочувствовать весь трагический надрыв этого бунинского приветствия? Иван Алексеевич, все силы души отдавший борьбе с большевизмом, говорит, что для него честь сидеть рядом с большевиком. И это очень искренне, не извольте сомневаться. Как хотелось верить ему, что Россия, которую он оставил поруганной и разоренной, теперь воскресла. Да и как же не верить, если он видит русского человека с офицерской выправкой и золотыми погонами на плечах. Этот офицер защищал Россию и победил злобных германцев. В 1920 году офицеры проиграли гражданскую войну, но они непостижимым образом вернулись в Россию, ныне озаряемую блеском их золотых погон.

Прав ли был Бунин? Рядом с ним действительно сидел русский офицер или всего лишь ряженый большевик? А вы думаете, на этот вопрос так легко ответить?

А были и другие русские генералы и офицеры. Они увидели в нападении Германии на СССР шанс продолжить свою борьбу с большевизмом. Краснов, Шкуро, Туркул и многие другие. Они заявили себя союзниками немцев и вместе с ними пошли освобождать Россию от большевиков. Они назвали свою борьбу Второй гражданской войной.

Они пошли против своей Родины, вооруженные и обмундированные немцами? Да не против Родины, а за Родину против большевиков. Последние в своё время не устыдились совершить революцию на деньги германского генерального штаба. Что же плохого в том, чтобы попытаться свергнуть их на деньги германского генерального штаба? Стреляли в своих? А в гражданскую–то что делали? И это большевики–то свои?

А ведь и немцы для них тоже своими не были. Их сердца не раз, наверное, содрогались, когда они видели, как горят русские города и села, а они помогают германцу жечь русскую землю. Это была цена, которую они согласились заплатить за освобождение России от большевиков, но это была чудовищная цена, разрывавшая душу. И свои родные русские люди очень часто встречали их не как освободителей, а как предателей, хотя кого и когда они предали? И в первую гражданскую, и во вторую они сражались за одни и те же идеалы с одним и тем же противником. У них не мушке были всё те же красные командиры. И всё–таки их положение было ужасающие трагично.

А красноармейцы, переходившие на сторону немцев? Ночью рота резала коммунистов и с оружием, со знаменами уходила к немцам. Это были отнюдь не единичные случаи, это было массовое явление. По разным оценкам так поступили от шестисот тысяч до миллиона красноармейцев — примерно столько же насчитывает вся армия современной России. Не из трусости они так поступали, не потому что не хотели воевать. Они как раз очень хотели воевать, но с большевиками. Немцы, конечно, не давали им оружия, но оставляли на передовой, как хозобслугу. Они называли их «свои Иваны». Что было в душе у этих людей? Ад.