Андрей Савельев - Миграционный потоп. Закат Европы и будущее России

6. Целью здравой миграционной политики может быть только немедленное прекращение иммиграции в Россию и стимулирование отказа от эмиграции образованных слоев населения, ищущих работу за рубежом. Лишь через несколько лет после очень жестких мер против миграции может состояться «открытие» страны для переселения на временное или постоянное место жительства лиц славянского происхождения, хорошо знающих русский язык. Склонение граждан России к выезду из страны должно быть признано уголовным преступлением.

7. Вопросом жизни и смерти для России является выселение подавляющего числа нежелательных иммигрантов. Без изоляции иммигрантов от основного населения страны стабилизации межэтнических отношений достигнуть невозможно. Такая изоляция должна быть способом временного размещения масс иммигрантов перед их высылкой на родину. В лагерях временного размещения они должны выполнить работу, стоимость которой покроет расходы на репатриацию.

8. Особый статус в миграционной политике должен быть предусмотрен для соотечественников — иностранных граждан и лиц без гражданства, которые либо рождены на территории России, либо кровно связаны с коренным народом России, либо культурно идентичны коренному населению страны. Главный признак соотечественника — владение русским языком как родным. По этому признаку переселение в Россию должно быть свободным, без квот или каких-либо разрешительных документов.

9. Внутренняя иммиграция столь же разрушительна, как и внешняя. Миграция кавказского населения в центральные районы страны превращает их в арену межэтнической войны, которая разгорается все шире. Прекращение внутренней миграции — одна из насущных задач национальной политики. Она должна, с одной стороны, ввести жесткий мораторий на миграцию (включая обучение в вузах Центральной России), с другой — решительно выселить в места исходного проживания всех недавних иммигрантов (исключая славян). Миграция с территорий со сложными климатическими условиями должна быть прекращена мерами поддержки населения, а также мерами, способствующими переселению на эти территории наиболее активного населения из Центральной России.

10. Либеральная догматика в вопросах миграции имеет деструктивный характер и несет государству гибель. Представление о том, что «все люди равны», «все народы равны» и так далее — это внедренный в нашу правовую систему смертельный вирус. И его надо исторгнуть как можно раньше. Национальное государство, возглавляемое высокообразованными русскими патриотами — гарантия от грубых ошибок в миграционной политике.

[1] Из книги: Савельев А. Н. Нация и государство. Теория консервативной реконструкции. М., 2005 // http://savelev.ru/book/?ch=12

Освальд Шпенглер отмечал, что понятие «народ», которое столь широко применяется при описании событий прошлого, оказывается многозначным — на давнюю историю переносится нынешнее понимания, имеющее мало общего с минувшей реальностью. Так, переселение народов вовсе не есть переселение прототипа нынешних народов. «„Народы“, как понимаем мы их сегодня, не странствуют, а то, что странствовало тогда, нуждается в чрезвычайно корректном наименовании, и не везде — одинаковом. (…) Нет сомнения, что в этих сильных и простых людях существовал изначальный микрокосмический порыв к движению на широких просторах, поднимавшихся из глубины души, чтобы оформить в страсть к приключениям, дух бродяжничества, одержимость судьбой, в стремлении к власти и добыче, в слепящее томление — какого мы теперь просто уже не можем себе представить — по поступку, по радостной сече и героической смерти. Нередко же причиной служили внутренние распри и бегство от мести сильнейшего, однако в основе неизменно было нечто мужественное и сильное».

Мы привыкли считать историю и культуру результатом деятельности народов в том виде, в котором мы понимаем их сегодня. Для Шпенглера этот вопрос был далеко не однозначен: «Все великие события истории, собственно говоря, совершены народами не были, но скорее породили на свет их самих». «Народы — это не языковые, не политические и не зоологические единства, но единства душевные». «…великие культуры есть нечто всецело изначальное, поднимающееся из глубочайших недр душевности. Напротив того, народы, находящиеся под обаянием культуры, оказываются и по своей внутренней форме, и по общему своему явлению не творцами, но произведением этой культуры». «Определяющим не является ни единство языка, ни единство телесного происхождения. Что отличает народ от населения, выделяя его из населения и позволяя ему вновь в нем раствориться, — это неизменно внутреннее переживание „мы“». Последнее говорит в пользу политической трактовки понятия «народ».

Еще более политическая природа проявляется в нации — некоторых избранных историей «народах»: «Народ, по стилю принадлежащий к одной культуре, я называю нацией и уже одним этим словом отличают от образований, имеющих место до и после [культуры]. Это наизначальнейшее из всех великих объединений внутренне сплачивается не только мощным чувством „мы“. В основе нации лежит идея… Лишь исторические народы, народу, существование которых есть всемирная история, являются нациями».

Разные времена и разные культуры дают множество оснований для единения в «мы». В античности нации — «это не эллины или ионийцы, но демос всякого единичного города, союз взрослых мужчин, обособленный в правовом отношении, а тем самым — и национально: сверху — от типа героя, а снизу — от рабов». «Греческий „народ“ в нашем смысле — это недоразумение: греки вообще никогда не знали этого понятия. Появившееся ок. 650 г. название „эллины“ обозначает не какой-либо народ, но совокупность античных культурных людей, сумму наций в противоположность варварству. И римляне, этот подлинно городской народ, не были в состоянии „мыслить“ свою империю как-то иначе, чем в форме бесчисленных национальных точек, civitas, на которые они раздробили все пранароды своей империи также и в правовом отношении. В тот момент, когда национальной чувство в этой его форме угасло, завершилась также и античная история».

Шпенглер выделяет различие в понимании нации также и как магического и фаустовского стиля. «Античная нация внутренне связана с одним городом, западноевропейская — с ландшафтом, арабская же не знает ни отчего края, ни родного языка. Выражением ее мироощущения является только письменность, которую всякая „нация“ создает сразу же по своем возникновении. Однако как раз потому это в полном смысле слова магическое национальное чувство и является таким внутренним и стабильным, что от него веет чем-то совершенно загадочным и жутким на нас, фаустовских людей, кому явно здесь недостает понятия родины».