Кикудзиро Исии - Дипломатические комментарии

Для дипломатии Японии это был первый опыт союза с иностранной державой. Для Англии в равной степени англо-японский союз был нововведением в ее традиционную политику «блестящей изоляции». Обе нации должны не только поздравить друг друга с огромным успехом союза, но и чувствовать удовлетворение тем, что союз способствовал международному миру. Ниже автор приводит некоторые воспоминания об этом знаменитом союзе и свое теперешнее мнение о нем.

В 1903 г., по случаю первой годовщины англо-японского союза, автор, по приказанию министра иностранных дел, приготовил исследование об обстоятельствах заключения союза. Эта работа была поручена автору потому, что, будучи секретарем министерства иностранных дел, он с самого начала имел близкое отношение к переговорам. Теперь, чтобы вновь не трудиться над описанием этого события, автор процитирует предисловие и часть первого раздела этого исследования.

«В то время как державы становятся все более агрессивными и разделяются на определенные группы соответственно своим национальным интересам, нет ничего удивительного в том, что они начинают смотреть друг на друга как на соперников и врагов. Со времени оккупации немцами Киао-Чао и русскими Порт-Артура английский народ, отдавая себе отчет в особенностях современных условий, отказался от своей идеи «блестящей изоляции» и осознал, насколько благоразумно будет протянуть руку стране с которой он связан общностью интересов и которая делает первые шаги на арене международного соперничества. Таким образом, мысль если не о союзе то по крайней мере о сближении между Японией и Англией стала широко обсуждаться не только среди английского народа, но и в выступлениях руководителей правительства Великобритании. Я не буду здесь перечислять все те случаи, когда влиятельные члены английского парламента и крупные газеты выражали надежды на сближение между Англией и Японией; эти события слишком хорошо известны и не нуждаются в пересказывании. Джозеф Чемберлен, бывший в то время министром колоний, во время одного послеобеденного разговора с нашим посланником Такаакира Като коснулся положения дел на Дальнем Востоке и мимоходом намекнул на то, что англо-японское сотрудничество было бы желательно. Несколько позже сэр Френсис Берти, помощник вице-министра иностранных дел, сделал попытку узнать наши намерения в отношении Кореи и России. Бее эти обстоятельства показывают, насколько Англия была заинтересована в сотрудничестве с нами и как настойчиво она с этой целью влияла на общественное мнение и принимала постепенно необходимые меры.

Теперь о нашей позиции. Слава нашего оружия в войне с Китаем померкла после возврата Ляодуна, который вместе со всеми портами достался в аренду России. Еще хуже было то, что престиж наш в Корее постоянно страдал, причем стал даже подниматься вопрос о независимости этой страны. В результате все основные достижения японо-китайской войны были почти сведены к нулю. Эти обстоятельства были более чем достаточны для того, чтобы пробудить у наших соотечественников сознание желательности союза с какой-нибудь другой страной с целью сохранения наших позиций и защиты наших интересов. Кроме того, постоянные компромиссы с Россией относительно Кореи не давали абсолютно никаких результатов и, превращаясь в пустые бумажки, убедили нас в том, что при решении международных вопросов бессмысленно быть скромными, а необходимо полагаться на силу и на престиж. Но силы и престижа можно было добиться лишь путем комбинаций, основанных на взаимной заинтересованности.

Одним словом, можно сказать, что союз явился конечным результатом усиления борьбы и соперничества держав на Дальнем Востоке после японокитайской войны. Реальная обстановка и осознание общности интересов вынудили Японию и Великобританию воспользоваться первым удобным случаем, для того чтобы соединить свои силы…

В начале апреля 1901 г. была получена телеграмма от нашего посланника в Лондоне Хаяси, который сообщал о посещениях японской миссии немецким поверенным в делах бароном Эккардштейном. Во время этих посещений Эккардштейн высказал свое совершенно личное мнение, что союз между Японией, Германией и Англией был бы полезен для сохранения сил на Дальнем Востоке и что в этом случае:

1) Япония получила бы свободу действий в Корее;

2) если бы одна из союзных держав оказалась вовлеченной в войну с четвертой державой, другие две державы придерживались бы нейтралитета до тех пор, пока другая (пятая) держава не выступила бы на стороне четвертой; тогда две другие союзные державы вмешались бы.

Другими словами, барон Эккардштейн проповедовал целесообразность Тройственного союза на Дальнем Востоке, подобно существующему в Европе, и заметил, что, если бы Япония предложила такой союз, были бы полные основания верить словам одного из членов английского кабинета, что Великобритания отнеслась бы к нему сочувственно. Она, после получения такого предложения от Японии, посоветовалась бы с Германией, и именно по этим причинам мы можем надеяться на образование англо-германо-японского союза.

Было трудно установить, что было причиной такого заявления барона, но если японское правительство было заинтересовано в предложении и желало исследовать его возможности, он (Хаяси) мог бы попытаться разузнать позицию английского правительства путем, который был бы естественным, но вместе с тем не причинил бы неприятностей в будущем…

…Из последующих телеграмм посланника Хаяси стало известно, что барон Эккардштейн намекнул, что он был уверен, что многие влиятельные люди в Германии и в Англии одобрили бы союз…»

Самостоятельные действия барона Эккардштейна в описываемое время были чрезвычайно загадочны и привели автора в полное замешательство. Но позже, после опубликования «Мемуаров» барона, когда автор ознакомился с внутренним положением современной Германии, он убедился, что понял значение этого дела.

Барон Эккардштейн, бывший тогда советником немецкого посольства в Лондоне, обладал, по-видимому, блестящим умом. Кроме того, он был доверенным лицом кайзера. В Лондоне помимо основной работы ему, видимо, было поручено следить за действиями посла и доносить о них лично кайзеру, другими словами, он шпионил для кайзера, что было довольно обычным явлением в довоенной Германии. При императорском режиме в Германии шпионаж был развит даже в учреждениях внутри страны, и сам князь Бисмарк однажды признался, что у него были шпионы не только при его коллегах в правительстве, но даже при кайзере и кронпринце. Кайзер всегда подозревал, что его представители могут неверно исполнить его приказания. Так, когда он давал указания своему канцлеру по внешней политике, он обычно посылал советниками за границу таких близких людей, как барон Эккардштейн, которые следили за тем, было ли императорское распоряжение исполнено, как приказано, или оно было отправлено послу с полуофициальным и конфиденциальным письмом канцлера, выражающим его личные взгляды и извращающим желания императора. Самоуверенное поведение барона Эккардштейна можно легко объяснить тем, что он был доверенным лицом кайзера или даже получал от него секретные распоряжения. Ввиду того что во время особенно сложных переговоров невозможно получать подробные письменные инструкции, послы обычно действуют чрезвычайно осторожно. Но на этот раз осторожность была не нужна. Сам император раскрыл близкому ему советнику посольства в Лондоне великий план. Зачем нужна была осторожность, если советник был подначальным чиновником? Несомненно, «личное мнение» барона Эккардштейна принадлежало самому кайзеру, и, по всей вероятности, даже посол Гацфельд не был о нем осведомлен. В тот момент посол находился в Германии, и барон мог делать все, что он хотел, дабы осуществить великий план кайзера и возвыситься в его глазах.