Маша Гессен - Пропаганда гомосексуализма в России

Я отправилась на крупнейший независимый телеканал «Дождь» (чья аудитория уступает аудитории государственных каналов, по самым оптимистичным оценкам, в семь раз) и записала воззвание. Я показала фотографии своей семьи и объяснила, что новое законодательство лишает меня права воспитывать моих детей. Рассказала, что антигейский закон официально вводит разделение граждан на первый и второй сорт. Призвала всех людей доброй воли в знак протеста против надвигающегося фашизма надеть значки с розовым треугольником. Я заказала 6 000 таких значков и довольно быстро почти все раздала. При взгляде изнутри моего теплого московского круга начинало казаться, что жизнь должна вернуться в привычное русло.

Своим телеобращением я, помимо всего прочего, персонализировала борьбу. Тут я прибегла к проверенной тактике: кампании в защиту прав сексуальных меньшинств всегда приносили лучший результат, если ассоциировались с конкретным живым человеком. Однако на этот раз, впервые за долгие годы работы в оппозиционной журналистике и в защите прав ЛГБТ, я сделала мишенью для неприятеля не только себя, но и свою семью. Борьба перешла на личный уровень.

Петербургский депутат Виталий Милонов, один из главных сторонников запрета «пропаганды гомосексуализма», заявил в интервью самой тиражной в стране ежедневной газете, что несчастных российских сирот надо защищать «от извращенских семей, как у Маши Гессен» (наш старший сын — усыновленный). Кремлевское молодежное движение «Наши» обвинило меня в стремлении уничтожить институт русской православной семьи. Председатель думского комитета по делам семьи Елена Мизулина поклялась разработать механизм отъема детей у однополых пар. Вожак православных активистов-гомофобов Дмитрий Цорионов (Энтео) публично вызвался усыновить моих детей. Кроме того, в день принятия федеральными депутатами закона о «пропаганде гомосексуализма» он собственноручно бил меня на акции протеста у стен Думы.

В июне 2013 мы вынуждены были признать, что наша семья войну проиграла и что нам придется-таки покинуть Россию. Первоначально мы планировали дождаться окончания 2013/2014 учебного года, но уже через месяц стало ясно, что закон, позволяющий лишать гомосексуальные пары родительских прав, скорее всего, примут весной 2014, поэтому мы перенесли отъезд на конец декабря. За осень нам предстояло избавиться от добра, скопившегося за двадцать лет жизни в России, среди прочего, мне надо было найти покупателя на мой желтый «Мини Купер» с красным салоном и пробегом на тот момент меньше 10 000 километров, а также понять, где мы будем в Нью-Йорке жить, где работать, в какие школы отдадим детей. За всем этим мне было уж точно не до нового книжного проекта.

Но когда Джозеф наконец настиг меня в скайпе, он, что было мило и неожиданно с его стороны, ни словом не обмолвился о просвещении российского народа. И вообще, произвел впечатление человека, который все понимает правильно. А когда Джозеф прислал историю Татьяны, до меня наконец дошел смысл его замысла: он придумал самиздатский проект, хотел поделиться житейскими историями с узким кругом читателей, с теми, кому это действительно было нужно. Я вспомнила, как в детстве в советские времена читала (а еще перепечатывала и переплетала) машинописные книжки, вспомнила, как важны они были для меня: эти книги служили доказательством того, что мы с родителями не единственные, кто думает не так, как большинство. Некоторые из этих книг рассказывали об иной, разумно устроенной действительности. Некоторые, наоборот, высмеивали или объясняли действительность, в которой жили мы. Самые, наверное, главные так или иначе говорили то, что хотелось бы сказать и мне. Посредством самиздата никто не пытался образумить общество в целом: четыре «эриковские» копии были нужны для того, чтобы вести разговор с единомышленниками и чтобы этих единомышленников находить. В юности самиздатские книжки помогли мне сохранить здравый рассудок. Такая помощь нужна была мне и сейчас.

Работа над книгой шла тяжело и сумбурно, в процессе было допущено много грубых ошибок. Мы задались целью выпустить ее до начала Олимпиады, поэтому нам приходилось торопиться. Журналистам, которые брали для нас интервью, с трудом удавалось разговорить тех, по кому больнее всего били новые законы: неохотно рассказывали о себе пары с детьми, особенно мужские, и мало зарабатывающие провинциалы.

Я так и не убедила дать нам интервью никого из гомосексуалов в возрасте: они на себе испытали, каково было быть геем или лесбиянкой в СССР, и зачастую устраивали свою семейную жизнь так, как никто никогда не устраивал на Западе: со сложносочиненными отношениями, зачастую с довольно большими семьями. В какой-то момент я испугалась, что все героини-лесбиянки окажутся у нас исключительно юристами и психологами из Москвы. И все-таки мы записали интервью с молодыми лесбиянками, у которых едва не отобрали ребенка по суду; с двумя парами геев, воспитывающих детей совместно с гетеросексуальными женщинами; с безработным активистом ЛГБТ, который ценой огромных усилий худо-бедно держится на плаву; помимо москвичей и петербуржцев, в книге представлены жители Сочи, Екатеринбурга, маленьких городов, названий которых наши герои предпочли не упоминать, ну и, разумеется, Нью-Йорка, Вашингтона и Сиэтла.

Я готовила текст одновременно на двух языках, поэтому каждое интервью проходило через мои руки по нескольку раз: надо было отредактировать русский оригинальный текст, потом выправить его английский перевод и в завершение проверить, чтобы между разноязычными версиями не оказалось крупных расхождений. Эта работа шла в ноябре 2013 года. В этом месяце самый большой гей-клуб Москвы сначала подвергся налету вооруженных людей в масках, потом другие люди распылили в его помещении слезоточивый газ; администрация ЛГБТ-кинофестиваля в Санкт-Петербурге получила пять телефонных звонков о якобы заложенных в кинозалах бомбах; я оформляла продажу нашей квартиры, в которой тем временем шла непрерывная домашняя распродажа, приходили и уходили люди, уносили наши вещи — на этом прекрасном фоне каждый вечер, уложив спать детей, в наступившей наконец тишине я читала и читала любовные истории геев и лесбиянок. Это был мой личный самиздат, и он вновь помог мне сохранить здравый рассудок.

ДЖОЗЕФ

С самого начала мы с Машей остановились на формате, который лучше всего передает аромат любовных историй — на свободном рассказе от первого лица. Я всегда был большим поклонником Стадса Теркеля и отточенного им жанра устного рассказа, его лишь самую малость правленых интервью — они доносят до читателя голоса героев со всеми индивидуальными особенностями речи, создают ощущение, будто ты сидишь и слушаешь человека где-нибудь в кафе или в гостиной у него дома. Маша устраивала интервью в России, я гонялся за русскими, живущими за границей, которых, по мере ухудшения ситуации на родине, становится все больше.