Лев Безыменский - Гитлер и Сталин перед схваткой

3) Штатная численность стрелковых дивизий увеличилась с 13 до 18 тысяч человек.

4) Огневой залп артиллерии советского стрелкового корпуса составил 7 136 кг, в то время как у французского — 6 373, германского — 6 078; весь минутный залп — 78 932 (Франция — 60 981, Германия — 59 509).

5) Конница возросла на 52%.

6) Автобронетанковые войска: людской состав возрос на 152,5%, увеличение «танковых организмов» — на 180%, бронемашин — в 7,5 раза.

7) Рост артиллерии — легкой 34%, средней — 26%, тяжелой — 85%, зенитной — 16%.

8) ВВС по численности увеличились в 2,5 раза, мощность авиамоторов — 213%.

9) Рост моторизации — 260%.

«Красная Армия, — говорил Ворошилов, — представляет собой гигантскую силу… является первоклассной, лучше, чем какая-либо другая армия, технически вооруженной и прекрасно обученной армией… Она всегда, в любой момент готова ринуться в бой против любого врага, который посмеет коснуться священной земли советского Государства».

К. Ворошилов понятным образом не приводил абсолютных цифр личного состава, ограничившись данными по иностранным армиям: Англия — 529 000, Франция — 760 000, Германия — 1,15 миллиона, Польша — 300 000, Италия — 400 000. Сейчас мы можем привести и данные по Красной Армии: на 1 января 1939 года более 2 миллионов личного состава, 43 000 орудий, 18 000 танков, 10 000 самолетов; 123 пехотных и кавалерийских дивизии, 33 танковых бригады. Таким образом, нарком не так уж блефовал: по артиллерии и танкам его вооруженные силы были первыми в мире. Но уж подавно нельзя было ожидать, чтобы в 1939 году кто-либо позволил себе критические высказывания по поводу крупных недостатков в оснащении армии радио — и другой связью, автомобильным транспортом, инженерными средствами.

Другое дело, что в западных генштабах Красную Армию видели иначе. Вот, к примеру, суждение британского комитета начальников штабов от 18 марта 1939 года: «С военной точки зрения СССР в настоящее время является неизвестной величиной». Посольство Англии в Москве добавляло, что «русская армия очень ослаблена недавними репрессиями и ее наступательные возможности очень невелики». Некоторое время спустя британские начальники штабов дали свою оценку.

«…Оснащение этой армии заслуживает внимания скорее своим количеством, чем качеством. Оно в большинстве все еще основано на конной тяге. Правда, русские танки, количество которых мы оцениваем примерно в 9 000, имеют высокое качество. Однако они слишком слабо бронированы для наступления против современной высокоорганизованной противотанковой обороны.

…Огневая мощь русской артиллерии низкая, артиллерия каждой дивизии насчитывает всего по 36 единиц, но считается, что сейчас это количество возрастает. К тому же многие орудия представляют собой старые образцы или недавно модернизированные. Очень немногие из них, за исключением зенитных пушек, имеют современную конструкцию.

…Во-первых, русские вооруженные силы, несомненно, пострадали в результате недавних чисток. Установление политического контроля в вооруженных силах в результате привело к системе дублирования. Присущее русским стремление уклоняться от ответственности в условиях этой системы проявилось в полной мере и отразилось на дисциплине, которая раньше была хорошей, а теперь стала посредственной. Более того, ее прямым результатом стало исчезновение немногих опытных командиров, имевшихся в СССР.

…Во-вторых, в определенной мере вводит в заблуждение количественный состав вооруженных сил России. На бумаге эти цифры выглядят внушительными, но нельзя не принимать во внимание почти непреодолимых трудностей в обеспечении этих крупных сил на поле боя из-за недостаточных запасов и плохих коммуникаций».

Как видим, британский генштаб по вполне понятным причинам был более критичен, чем нарком обороны. По таким же причинам английские генералы склонялись к недооценке возможностей Красной Армии, а в цифровых данных явно ошибались. Где же находилась истина?

Конечно, Красная Армия была одной из крупнейших и сильнейших в Европе. Даже если делать скидку на технические несовершенства, связанные с явным отставанием советской промышленности, особенно — средств транспорта, и добавить несовершенства, унаследованные от эпохи гражданской войны (трогательную верность «коннице Буденного»), все же советские вооруженные силы в то время находились на подъеме. Бои с японской армией на озере Хасан, успешные действия советских летчиков и танкистов в Испании укрепляли ощущение мощи. На мой взгляд, нельзя не учитывать безусловно высокого морального уровня армии, которая тогда действительно была любимицей народа. Как прямая наследница победителей в гражданской войне и борьбе с интервентами, носительница идей пролетарской солидарности, РККА, ее командиры пользовались непререкаемым авторитетом.

Сломали ли этот уровень события «1937-го»? И неужели Сталин был самоубийцей, лишая себя столь важного внутри — и внешнеполитического орудия? Такой вопрос задавали себе тогда многие, в том числе Гитлер. Сохранилось одно его прелюбопытное высказывание о репрессиях в Красной Армии, сделанное в узком кругу: «Не уничтожают офицеров, когда хотят вести войну». В этом суждении много верного. Для Сталина в 1936-1937 годах не было нужды думать о войне. Он тогда прекрасно знал, что потрясающие признания «троцкистско-бухаринских шпионов» о нацистских планах немедленного захвата Украины и тому подобное были вложены в угоду вождю в уста сталинским жертвам во время следствия с применением «специальных средств». Я уверен, что в то время военная и иная разведка информировала советское руководство о «порядке» целей агрессии, о которых Гитлер рассуждал на известном нам совещании 5 ноября 1937 года («протокол Хоссбаха»). Сталин же прекрасно понимал, что для создания нужной ему обстановки внутри страны ему необходима «внешняя опасность». Сейчас известно, что еще в 1930 году, когда готовился первый из долгой серии процессов — дело «Промпартии», он давал указания начальнику ОГПУ В. Менжинскому о необходимости получения от подсудимых показаний насчет их «связи с разведками» и подготовки империалистическими державами нападения на Советский Союз.

Именно потому, что Сталин в 1936-1937 годах знал об отсутствии непосредственной угрозы на западных границах СССР, он мог провести свои инквизиционные меры. В такой же степени отсутствовали у советского руководства какие-либо наступательные замыслы (кстати, те же британские начальники штабов в своих заключениях от 18 марта и 24 апреля 1939 года констатировали, что Красная Армия способна сейчас вести только оборонительные бои и не сможет вести наступательные операции).

Но это в тридцать седьмом. Обстановка в 1939 году была иной. Уже бушевала — по констатации самого Сталина — империалистическая война. Уже был Хасан. Уже была наполовину проглочена Чехословакия. К этому времени пик репрессий в Красной Армии уже миновал, как и в других сферах общественной жизни, и руководство Красной Армии было вынуждено заняться восстановлением нанесенного им самим же урона боеспособности и уровню командного состава. Разумеется, в речах Ворошилова, Буденного, Мехлиса все это подавалось в триумфальных тонах, восхваляющих «мудрость» сталинских чисток и последовавшего за ними «укрепления» РККА. Но в тех же речах возникали такие «вариации», которые на первый — и особенно на сегодняшний — взгляд кажутся парадоксальными.