Лев Безыменский - Гитлер и Сталин перед схваткой

— Вы должны ехать. Мы вам верим…

Пришлось согласиться — срочно изучать обстановку в Германии и немецкий язык. Мерекалов в своих записях рассказывает о трогательной заботе со стороны Сталина: тот интересовался ходом изучения языка, а при прощании обронил многозначительную фразу:

— До серьезной войны хоть бы продержаться четыре-пять лет.

Таков был «бэкграунд» назначения посла, который в знак особого доверия получил возможность пользоваться не только дипломатической шифросвязью, но и каналом связи НКВД. В мае 1938 года он выехал в Берлин.

В своих записках полпред подробно рассказывает о встрече с Гитлером, которая состоялась 18 марта во время дипломатического ужина, данного Гитлером в той же имперской канцелярии. Примечательна была такая протокольная подробность: Мерекалов получил место в непосредственной близости к Гитлеру, Герингу и Риббентропу, а Евгения Семеновна Мерекалова оказалась визави Геринга. Ближе сидели только послы держав «оси» — Японии и Италии.

Но дело не ограничилось протоколом. Сначала к Мерекалову подошел Герман Геринг и долго с ним беседовал (расспрашивал в том числе об охотничьих хозяйствах России). Затем Мерекалов беседовал с Гитлером. При этом, вспоминает полпред, он обратил внимание Гитлера «на дискриминацию наших работников в печати». Гитлер в ответ подозвал одного из своих адъютантов, велел проверить эти сведения и немедля ему доложить.

…К Мерекалову внезапно проявил внимание статс-секретарь Мининдел Эрнст фон Вайцзеккер. 17 апреля 1939 года, использовав вопрос о некоторых советских претензиях к Германии, он поднял тему улучшения германо-советских экономических и политических отношений. 18 апреля 1939 года Мерекалов был вызван телеграммой Сталина в Москву.

В своих записях Алексей Мерекалов подчеркивает срочный характер вызова. 19 апреля он пересек границу и ожидал вызова в Кремль. В записях нет точного указания, когда последовал вызов и когда Мерекалов был у Сталина. По дневникам секретарей Сталина можно восстановить: 21 апреля, 17 часов. Пробыл Мерекалов в кабинете Сталина 50 минут. Приведу его запись:

«Цель вызова в Кремль была мне неведома до момента прибытия на уже начавшееся заседание Политбюро. Заседание проводилось поздним вечером в кабинете Сталина. Присутствовали В. М. Молотов, А. И. Микоян, К. Е. Ворошилов, Л. М. Каганович, Л. П. Берия, Г. М. Маленков. Народного комиссара иностранных дел М. М. Литвинова не приглашали.

После обоюдных приветствий Сталин первым делом неожиданно спросил:

— Товарищ Мерекалов, вот скажи — пойдут на нас немцы или не пойдут?

Ответ был дан в моем подробном докладе».

Тезисы этого ответа были таковы: Гитлер торопится избежать «политики окружения», надеясь прибрать к рукам Данциг и «польский коридор». Германо-польский конфликт, раздуваемый Германией, к осени 1939 года приведет к попытке ликвидации Польского государства, в чем у Германии есть шансы на успех. Германия достигла зенита своей власти и силы. Возникнет обстановка непосредственного соприкосновения Германии и СССР. Курс, выбранный Гитлером, неизбежно влечет за собой в ближайшие два-три года военный конфликт. Отметив высокую степень готовности Германии к войне, Мерекалов констатировал, что немцы попытаются достичь «дальнейшей нейтрализации» СССР, использовав время для того, чтобы усилить свое влияние во Франции. После решения задач на Западе и в Польше «неизбежен поход на СССР» с «использованием экономического потенциала этих стран».

Мерекалов, по его воспоминаниям, решился на такой прогноз в качестве «смелого шага», не зная позиции Сталина. Сталин слушал внимательно, ни разу не перебивал и вопросов не задавал.

Иными словами, на вопрос Сталина полпред ответил утвердительно, считая, что это случится через два-три года. Как он записал в своих воспоминаниях, реакция Сталина была положительной. Обсуждения не состоялось, Политбюро перешло к другому вопросу, а Сталин, поблагодарив полпреда, сказал ему, что может быть свободным.

Я склонен считать это сообщение верным. Судя по оставшимся текстам, Алексей Мерекалов был человеком бесхитростным и не способным на какие-то выдумки. Его записи — записи человека малоинтеллигентного, зато прилежного и трудолюбивого. Его записи времен подготовки к поездке выдают прилежного ученика, усердно штудировавшего историю и политику Германии. Его преданность «делу Ленина — Сталина» была беспрекословной. Недаром Сталин и Молотов приметили усердного наркомвнешторговца, сделав его депутатом и послом. Судя по записям, Мерекалов строго выполнял свой долг наблюдения за нацистским врагом и не поддавался на внешние любезности.

Я считаю, что 21 апреля 1939 года полпред СССР в Германии Мерекалов действительно на заседании Политбюро «резал правду-матку» Сталину, чем, видимо, и заслужил одобрение. Мерекалов ждал войны в 1942-1943 годах, что совпадало с мнением Сталина. Иными словами, уже с апреля 1939 года (минимум с апреля, а как мы увидим — и раньше!) сталинская внешняя политика должна была подчиниться новому императиву: императиву выигрыша времени. Не будет слишком смелым предположение, что в этом новом курсе Сталин решил учиться… у сэра Невиля Чемберлена. Почему бы не попробовать выиграть время путем «умиротворения» Гитлера, но на сей раз — по-сталински? Если Чемберлен достиг выигрыша времени, пожертвовав Чехословакией, то почему бы Сталину не пожертвовать давно ненавистной ему Польшей?

5 февраля 1939 года статс-секретарь имперского министерства иностранных дел, один из умнейших дипломатов того времени Эрнст фон Вайцзеккер записал в своем дневнике:

«Я слышал, что фюрер проявляет и поощряет растущий интерес к Бисмарку».

Вайцзеккер преувеличивал «пробисмарковские» настроения своего рейхсканцлера. Дело скорее было в том, что в Гамбурге предстоял спуск крупнейшего немецкого линейного корабля, который собирались наречь именем князя Отто фон Бисмарка. 13 февраля Гитлер выехал из Берлина, однако первую остановку сделал в родовом поместье Бисмарка Фридрихсруэ, что недалеко от Гамбурга. Здесь в родовой усыпальнице покоились останки «железного канцлера», рядом находился музей и само поместье. Гитлер осмотрел музей, хотя больше внимания уделил не самому Бисмарку, а картинам знаменитого художника тех лет Ленбаха. У камина фюрер рассуждал о деяниях Бисмарка и его суверена — императора Вильгельма I. В этот день Вайцзеккер записал:

«Для тех, кто знал, что примерно через 4 недели будет нанесен смертельный удар по остаткам Чехии, были интересны слова фюрера, что он раньше предпочитал метод неожиданности, но сейчас от него отошел, он себя исчерпал…»