Юрий Мухин - Наука Управлять Людьми. Изложение Для Каждого

Возможно, не все это поймут. Но присмотритесь внимательнее. Что действительно пугает клику Ельцина? Где она без колебаний идет на насилия и убийства? Ведь из окружения Ельцина, в том числе и по требованию со стороны, уже выпало много лиц: Бурбулис, Гайдар и прочие. И людей, которые требовали убрать от государственных кормушек этих деятелей, никто не то что палкой по голове не ударил, никто им даже пальцем не погрозил!

Где били сильней всего и насмерть? У телецентра! Именно телецентр отгородился забором, именно там впервые начали избивать палками Народ. 3 октября 1993 года мэрию, символ власти, к тому времени уже расстрелявшей безоружных сторонников Верховного Совета, сдали без боя. А в Останкино зондеркоманда «Витязь» без колебаний открыла огонь по безоружным, используя все средства ведения огня — от гранат до крупнокалиберных пулеметов. Более того, в страхе, что телепередатчики не удастся удержать и народ услышит правду, были взорваны электроподстанции телецентра! Никого и никогда клика Ельцина так отчаянно не защищала, как своих журналистов.

Почему Ельцин не отдает приказ расстреливать из орудий Думу, хотя в ней депутаты выступают более остро, чем в Верховном Совете? Причина не в том, что Дума не имеет власти и не представляет народ. Верховный Совет никогда и ни в чем реального вреда клике не нанес — не снял Ельцина с должности после первой попытки установления фашистской диктатуры, и министров при Верховном Совете ушло из правительства меньше, чем при Думе.

Верховный Совет имел один час на телевидении (эту передачу в Казахстане, например, откровенно глушили), в этом все дело. Верховного Совета боялись, и не потому что он мог взять власть, которую имел — ельциноидов в Совете было большинство, боялись критики того общественного мнения, которое навязывали Народу журналисты.

Автор понимает, что не всех убедят приведенные доводы, но нельзя не согласиться с тем, что для подлецов от прессы критика смертельно страшна, и именно поэтому Законодателю необходимо ввести критику.

Начнет жить и работать наше государство, начнут действовать законы, начнутся их нарушения и потребуется эти нарушения остановить. Виноват ли человек? Какое наказание ему назначить? Эти вопросы решает суд. Делом суда является правосудие — не должен пострадать невиновный, не должен избежать наказания преступник. Напоминаю, что Делом собственно наказания является пресечение преступлений.

Так как суд в своей работе сравнивает поступки конкретного человека с правилами, залаженными в Законе, то естественно, что он должен знать Закон. Поскольку суд состоит из людей, которые хорошо знают Закон, где нам найти таких людей? Ответ напрашивается сам собой — среди юристов. Но автор с таким ответом категорически не согласен. Смысл приказа лучше всего понимает тот, кто отдает приказ, в данном случае Законодатель.

Ведь главное не исполнение закона как такового, а защита общества с его помощью. Представим себе, что данный закон нарушается, но общество от этого не страдает. Тогда какой смысл в его исполнении? Но никакой юрист этот вопрос не решит уже в силу того, что он не несет ответственность за организацию защиты. Такие вопросы может решить только Законодатель, ему отвечать перед Народом.

Поэтому высшим судом может быть только Законодатель, это проистекает из его сути, его Дела. Правда, депутаты не обязаны иметь юридическое образование, да и страшно допускать непрофессионалов к решению дел, от которых зависят человеческие судьбы. Это не проблема: Законодатель примет к себе на работу лучших юристов для консультаций, но вершить высший суд он обязан сам. Его законы, он и судья. Отвечающий перед Народом судья.

Поэтому нам не требуются никакие верховные или конституционные суды, состоящие из заведомо безответственных людей, которые могут людские судьбы поставить в зависимость от мертвых бумажек, не отвечая за последствия.

Что, кроме несчастья, принесла России деятельность Конституционного суда? Когда Ельцин после первой неудачной для него попытки фашистского переворота потребовал проведения референдума о доверии к себе народа, Верховный Совет России постановил определить его по доле проголосовавших от общего числа избирателей. И здесь абсолютно ясная логика. Если, скажем, речь идет о выборах президента или депутата, то человек вправе сказать: «Все кандидаты для меня одинаковы и все мне безразличны, пусть лучшего из них выберет тот, кто видит в них какие-то различия, а я на выборы не пойду». Рассуждая таким образом, он как бы доверяет другим. Но в данном случае человек имел право заявить иначе:

«Не стану я из-за этого Ельцина, опротивевшего мне до тошноты, тратить свое личное время на голосование, кому он нравится, тот пусть и идет на референдум». Однако тут вмешивается Конституционный суд и начинает шуршать бумажками, дескать, такая норма, как доверие президенту, не предусмотрена Конституцией, следовательно, доверие Ельцину можно оценить по доле проголосовавших от числа пришедших на выборы. Но Конституцию принял Верховный Совет, только он мог толковать ее, а не кучка безответственных юристов, думающих только о том, как быть приятными всем начальникам сразу. В результате референдума доверие Ельцину оказал только каждый третий россиянин, несмотря на старания прессы две трети в доверии ему отказали, но по продажному решению Конституционного суда получилось, что за Ельцина проголосовал «весь народ».

Последствия: клика поняла, что последний звонок прозвенел, и вооруженной рукой убрала препятствия (которые в виде критики реформ поступали из Верховного Совета) дальнейшему разорению России экономическими реформами. Деятельность Конституционного суда нанесла россиянам огромнейший экономический ущерб, суд обворовал большинство населения, на деньги которого, кстати, он существовал. Так зачем Народу такие суды?

Разумеется, Законодатель не способен лично вести процессы и, вероятнее всего, заниматься он ими будет только время от времени, но его право быть высшим судом не может оспариваться. Законодатель сам создаст суды и сам же будет ими руководить. Это не значит, что он будет командовать — этого осуди, этого освободи, тут такое решение прими, а там —эдакое. Суд и не сможет такие команды исполнять, так как подчиняется только закону. Но если закон, данный Законодателем, не останавливает преступлений, то Законодатель может потребовать от судов максимально ужесточить наказания.

Если Законодатель создаст общины и делегирует свои права и обязанности им, то общины сами создадут свои суды (отдельно для одной общины или к примеру, один суд для района). Эти суды будут рассматривать дела по преступлениям против своих граждан.