Карл Саган - Мир, полный демонов: Наука — как свеча во тьме

Аналогичным образом возникают и галлюцинации, в том числе обычные сны: когда «дневной свет» (сенсорные впечатления) сокращается до минимума, а «внутреннее освещение» (уровень возбуждения мозга) остается «ярким». Тогда образы, порождаемые «интерьером» мозга, воспринимаются, словно пришедшие извне, видимые сквозь «окна» чувств.

Другая аналогия: сны, подобно звездам, на самом деле мерцают все время. Но мы обычно не видим звезд днем, потому что солнце светит чересчур ярко. Но если случится затмение солнца или если внимательно приглядеться к нему после заката, перед рассветом, если просыпаться время от времени ночью, тут-то и увидишь звезды: мы забываем о них, как забываем и о снах, а звезды светят всегда.

Существует и концепция, напрямую связывающая галлюцинации с мозгом: постоянный процесс обработки информации, «поток подсознания», поддается влиянию и сознательных, и неосознаваемых сил, и отсюда возникает «библиотека» снов. Во сне человек на несколько минут хотя бы отчасти видит этот постоянно текущий поток информации. Галлюцинации наяву — родственное явление, вызываемое, однако, особым совпадением психологических или физиологических факторов…

По-видимому, всему нашему поведению и опыту, как нормальному, так и патологическому, сопутствуют иллюзии и галлюцинации. Связь этих явлений с душевными заболеваниями хорошо известна, однако их роль в повседневной жизни еще толком не изучена. Когда мы лучше поймем иллюзии и галлюцинации нормальных людей, появятся объяснения для феноменов, которые до сих относятся к категории непостижимых, экстрасенсорных или сверхъестественных.

Мы так и не узнаем существенную сторону человеческой природы, если не признаем, что к ней принадлежат и галлюцинации. Они — часть внутренней, а не внешней реальности. От 5 до 10% людей подвержены внушению настолько, что в глубоком гипнозе начинают двигаться по команде. Около 10% американцев сообщают, что видели призраков — однократно или же несколько раз. Это превышает число американцев, якобы похищенных пришельцами, примерно совпадает с числом видевших один или несколько НЛО и меньше, чем процент избирателей, веривших в последнюю неделю правления Ричарда Никсона — перед тем, как он сложил с себя полномочия президента, чтобы избежать импичмента, — что он отлично справляется со своей работой. Как минимум 1% населения составляют шизофреники. А 50 млн. шизофреников на планете — это больше, чем население Англии.

В книге, посвященной страшным снам, психиатр Джон Макк (о нем мы еще поговорим) писал:

В раннем детстве сны смешиваются с явью. Все события снов — превращения, исполнения желаний, угрозы — воспринимаются ребенком как часть повседневной жизни, ничем не отличающаяся от впечатлений наяву. Способность четко отличать сновидения от внешней жизни дается нелегко, несколько лет уходит на то, чтобы ее выработать, и даже у вполне нормальных детей этот процесс завершается не раньше, чем годам к восьми или даже десяти. Особенно трудно ребенку реалистично оценить кошмары, ведь они так ярки и вызывают сильнейшие эмоции.

Лжет ли ребенок, рассказывая о том, как ведьма строит ему рожи в темной комнате, о тигре, спрятавшемся под кроватью, о том, что вазу разбила пестрая птичка, залетевшая в окно — конечно, это она виновата, а не мяч, которым, вопреки установленным правилам, вздумалось поиграть дома? Родители по-разному реагируют на такое смешение фантазии и реальности. К тому же и дети разные: одни богато одарены фантазией, у других не столь яркое воображение. В некоторых семьях эту способность считают творческой и поощряют ребенка фантазировать, отмечая, однако: «Но ты должен понимать, что это не на самом деле, это всего лишь твое воображение». В других семьях вымысел не любят: он усложняет жизнь, запутывает разговор. Такие родители отнюдь не поощряют фантазии, могут даже внушить ребенку мысль, будто в фантазиях есть нечто постыдное. Бывает и так, что родители и сами неотчетливо различают реальность и иллюзию или даже всерьез увлекаются плодами воображения. При определенном совпадении предрасположенности ребенка и соответствующей реакции у некоторых людей и в старшем возрасте сохраняется детская способность к фантазии, и они продолжают порой рассказывать поразительные истории. Другие вырастают в убеждении, что человек, слабо различающий разницу между реальностью и вымыслом, безумен. Большинство из нас занимают место где-то между этими крайностями.

Люди, пережившие инопланетное похищение, как правило, видели пришельцев и в детстве: те входили в окно, вылезали из-под кровати или стенного шкафа. Но дети всего мира всегда рассказывали подобные истории с участием эльфов, фей, гномов, призраков, гоблинов, ведьм и множества воображаемых друзей и помощников. Должны ли мы допустить вероятность существования двух групп детей: одни видят воображаемых существ из сказки, а другие — взаправдашних инопланетян? Не рациональнее ли будет предположить, что и те и другие видят (или галлюционируют) одно и то же?

Почти каждый человек в возрасте двух лет или несколько старше пережил страх перед «настоящими», хотя и принадлежащими исключительно сфере воображения монстрами. Обычно чудовища вылезали ночью, в темноте. Я и сам помню, как с головой закутывался в одеяло, а потом, не выдержав, бежал в надежное убежище родительской спальни — только бы успеть, там меня уже не достанут когти Существа. Американский художник Гэри Ларсон, создатель комиксов-страшилок, в посвящении к одной из своих книг пишет:

В моем детстве дом наполнялся чудовищами. Они жили в стенных шкафах, под кроватями, на чердаке и в подвале, а когда темнело — буквально повсюду. Эту книгу я посвящаю моему отцу, который уберегал меня от всех этих ужасов.

Не следует ли психотерапевтам, лечащим «похищенных», последовать примеру Ларсона-старшего?

Возможно, дети боятся темноты отчасти и потому, что за всю историю человечества вплоть до очень недавнего с точки зрения эволюции момента дети не спали одни. Они уютно прижимались к старшему, чаще всего к матери, и чувствовали себя в безопасности. Теперь мы закрываем их в темной комнате, пожелав спокойной ночи, и удивляемся, отчего же ночь выходит беспокойной. Эволюция вполне объясняет, почему детям видятся страшные чудища. В мире, где бродят львы и гиены, эти фантазии спасительны: беззащитные малыши не отойдут ни на шаг от взрослых. Этот защитный механизм едва ли мог бы удержать на месте сильное и любознательное юное существо иначе, нежели внушив ему всеподавляющий страх.

Особи, отроду не боявшиеся чудовищ, редко доживали до того, чтобы оставить потомство. Думается, в ходе эволюции почти все отпрыски человечества приобрели страх перед чудищами. Но если в детстве нам удавалось силой воображения породить жутких монстров, почему бы некоторым из нас и во взрослую пору не фантазировать время от времени в том же роде? И часто эти фантазии оказываются до ужаса живыми и яркими.