Александр Никонов - Вечный sapiens [Главные тайны тела и бессмертия]

Но мне ближе второй тип рассуждений. Он таков… История уже рассудила, чей способ постижения лучше. Пушки испанского тоналя смели индейский нагваль, о чем дон Хуан не раз говорил Кастанеде: «наша цивилизация была уничтожена». Оно и понятно: сидящих в трансе легко убивать. Причем наступление на «цивилизацию нагваля» началось задолго до конкистадоров – ее представителей стали теснить еще во времена внутрииндейских войн.

Наш мир – мир опосредованного познания. Если мы и ныряем в нагваль, вытаскивая оттуда какое-то озарение, наподобие таблицы Менделеева, пойманной Дмитрием Ивановичем в состоянии транса (во сне), мы потом формализуем его. Так формализовал свои находки Блюм, так формализовал и поставил их на поток Жерлыгин. Мы не едим руками, как индейцы. Мы едим посредниками – столовыми приборами. Руки при этом остаются чистыми.

Наш тональ, который жестко ограничивает нашу подвижность, одновременно является лестницей, по которой мы лезем вверх. Мы строим свой мир, свою вселенную, свою золотую клетку, которая не выпускает птичек на волю, но позволяет им жить дольше и вообще жить. Даже если дон Хуан прав, и человек на самом деле представляет собой лишь скрутку силовых линий, напоминающих яйцо с торчащим из середины живота пучком световых нитей, что это меняет для нас с вами – двуногих прямоходящих?

Можно сесть на корточки и уйти от мира в медитацию, в нагваль, порвать все социальные связи и даже избавиться от привязанности к вещам, как советуют Восток и дон Хуан. Но это не наш путь. Наш путь – вещизм. Вещи и предметы привязывают нас к нашему миру, как привязывают нас к нему наше тело и мозг, которые есть лучший предметный якорь для безмозглой души. Наш выбор – не хаос нагваля, не тысячи переживаемых миров, а один конкретный.

Мы можем стать сверхчеловеками, о которых говорил Ницше устами Заратустры, как желают стать ими маги – в мире личной реальности, сидя в позе лотоса. А можем стать ими в нашей общей реальности – через науку. Мы можем посвятить жизнь трансу в религиозной надежде сохранить личное осознание после телесной смерти. А можем жить так, как живем.

Мы с вами – строители нашего тоналя. Нашего мира. Мира технологической реальности. В этом смысл нашей жизни и нашей смерти. Мы во время жизни ищем свое наилучшее место в будущем великом здании и кирпичиками укладываемся в него после смерти. Мы все строим один и тот же замок. Мы все пишем один и тот же согласованный текст книги бытия.

Профессор Назаретян полагал, что смерть, точнее, ее осознание и страх перед мертвыми, сделала человека человеком. Похожей точки зрения придерживались «параллельные ученые»: «Дон Хуан всегда утверждал, что единственным средством, сдерживающим наше отчаяние, является осознание нашей смерти… Его идея состояла в том, что осознание нашей смерти является единственной вещью, которая может дать нам силу выдержать тяжесть и боль нашей жизни». Эта поэтика говорит лишь о том, что смертность придает жизни строгость и очерченность. Если о ней помнить, конечно.

При этом дон Хуан, как и все прочие маги, стремился к сохранению осознания после смерти, то есть цели имел те же, что современные имморталисты, уповающие в этом смысле на науку. Мы шли параллельными курсами к одной цели. Дошли ли маги, неизвестно. И неизвестно, дойдем ли мы. Но у нас есть результат в виде технологической цивилизации. Винтики которой не бессмертны, но о смерти предпочитают вовсе не думать. По этому поводу дон Хуан как-то заметил: «Мы – существа, направляющиеся к смерти. Мы не бессмертны. Но мы ведем себя так, как если бы были таковыми. Это недостаток, унижающий нас как личности, и когда-нибудь он унизит нас как вид».

Но «унижение нас как вида» и даже полный уход с эволюционной арены вовсе не является проигрышем разума как такового – в этом я убежден. «Смена власти» произойдет. Именно в этом и заключается смысл смерти. Даже на протяжении нашей истории несколько раз менялся психотип человека, что и позволяло двигаться вперед. Прежние психотипы смывало, новые занимали их место. Хотя умирать, конечно, лень и неохота.

Но можем ли мы стать бессмертными? И кто «мы»? Мы-то с вами, читатель, точно нет. Во-первых, потому что не успеем: общий «тональ времени», который мы вместе создаем, до бессмертия еще не дорос. Вавилонская башня прогресса пока не достигла таких небес. Наука еще не доросла, проще говоря. А во-вторых, интуиция подсказывает мне, что достижение индивидуального бессмертия если и возможно, то только за счет большой жертвы, которой окажется то здание, которое мы строим. Оно перестанет расти. И это как минимум. Стоит ли ради частного жертвовать общим? Да и что мы хотим сохранить для вечности в погоне за бессмертием? Эгоистичное сознание? Но ведь то самое сознание, которое каждый из нас столь ценит, является имманентным свойством нашей животной чувственности. Оно слишком телесно. И если из него эту животность выдрать, останется только чистый интеллект, рассудок, как счетно-решающий инструмент. Его-то мы можем создать, тут я с Менским и с собой согласен.

Мир искусственного интеллекта не будет вкусным, сексуальным и цветным. Но у него есть одно преимущество – он будет. И мы – его корни. Я не знаю, станет ли он в будущем носителем того свойства, которое Менский считает имманентно присущим всей Вселенной, которое «концентрируется» на бионосителе и при этом обладает возможностью проваливаться в другие проекции – сознанием. В конце концов, если вполне материальный мозг может концентрировать на себе это странное свойство мира или, по Менскому, дает сознанию воспользоваться мозгом для проявления себя, то почему нельзя искусственно создать аналогичную конструкцию – пусть и очень нескоро?

Надо только понимать: для того, чтобы искусственный интеллект имел сознание и перспективы, должно, на мой взгляд, совпасть несколько условий – внутренних и внешних. Во-первых, по сложности этот искусственный мозг должен быть не проще нашего биомозга. Во-вторых, если прав Пенроуз, он должен быть квантовой машиной, то есть работать по законам квантовой механики и осуществлять некие невычислимые процессы, если таковые существуют. Будущая революция в квантовой физике покажет, что это за процессы и как они связаны с сознанием. И, в-третьих, носители искусственного сознания должны конкурентно взаимодействовать, в противном случае у сознания не будет целеполагания и смысла в существовании. Это стремление к восполнению дефицитности (чего-либо) можно назвать квазиэмоциональностью или стимулированием.

Острая необходимость в достижении той или иной цели у нас, биологических объектов, сопровождается (называется, стимулируется) эмоциональностью. Под эмоциями я сейчас имею в виду именно ощущения, а не биохимический механизм их реализации. Механизм может быть разный, но он должен быть.