Ричард Прам - Эволюция красоты. Как дарвиновская теория полового отбора объясняет животный мир – и нас самих

Как и прочие особенности, определяемые культурой, наши представления о человеческой красоте, ухаживании и браке, а также наше сексуальное поведение очень зависят от всего вышеперечисленного. Несмотря на провозглашаемое эволюционной психологией существование универсальной «сексуальной ценности», человеческая сексуальность не существует в отрыве от культуры, а единственное, что есть в культуре универсального, – это ее исключительное разнообразие. И мы сразу увидим это, если обратим свой взор на несколько тысячелетий назад – тысячелетий, которые составляют лишь миг в эволюционной истории человечества.

Классическая греческая и римская скульптура изображает женскую красоту столь совершенной, что она достойна поклонения. Однако из-за изменения моды в современном западном мире эти черты лица и фигуры уже не кажутся такими уж привлекательными. Подобные изменения эстетических вкусов возникают не только за тысячелетия, но и за куда более короткие промежутки времени. Понадобилось всего несколько десятилетий, чтобы, например, в американской культуре представления о мужской и женской красоте разительно поменялись. Достаточно сравнить фотографии Мэрилин Монро и Риты Хэйворт – наиболее знаменитых звезд Голливуда 1940–1950-х годов – с современными истощенными, иногда анорексичными кинозвездами или моделями, чтобы увидеть, как быстро меняются социальные стандарты красоты. Несмотря на ее легендарную сексуальность, Мэрилин Монро с ее пышными формами в наши дни не прошла бы и в первый тур телевизионного реалити-шоу «Топ-модель по-американски». То, что мы раньше находили привлекательным в мужских фигурах, тоже отошло в прошлое. Чтобы оставаться востребованными, сегодняшним мужчинам-кинозвездам приходится поддерживать себя на пике спортивной формы, дабы соответствовать мускулистому идеалу, далекому от менее накачанных фигур звезд 1940–1950-х годов, таких как Кэри Грант, Кларк Гейбл или Гэри Купер.

В некоторых культурах, в отличие от нашей, чрезвычайно ценится женская полнота. В Мавритании и других африканских странах женщины с ожирением считаются настолько привлекательными, что девушек с нормальной массой тела отправляют [270]в специальные лагеря, где их насильно кормят для того, чтобы они набирали вес. Молодые мужчины-мавританцы испытывают сильнейшее сексуальное возбуждение при виде растяжек, возникающих на коже быстро располневших женщин. У нас в Америке все наоборот: мы посылаем полных девушек в «лагеря для толстых», чтобы они могли сбросить излишек веса.

Даже самые скоротечные проявления социосексуальной моды могут самым глубоким образом влиять на сексуальные желания людей и их поведение. Несколько лет назад один мужчина анонимно опубликовал [271]в американском интернет-таблоиде Gawker рассказ о свидании, которое он имел за несколько лет до того с женщиной, в то время баллотировавшейся на высокий политический пост в качестве участницы «Движения чаепития» от республиканцев. Через несколько месяцев после знакомства, как рассказывал мужчина, она и ее приятельница пришли к нему на квартиру в Хэллоуин и пригласили попраздновать вместе с ними. Все они отправились в бар и как следует выпили, а потом он и женщина-кандидат вернулись к нему домой. Вечер завершился в постели, что было вполне предсказуемым финалом, однако затем возникла непредвиденная заминка. Из дальнейшего рассказа следует, что «как только она сняла белье, я сразу заметил, что мода на эпиляцию [272], очевидно, прошла мимо нее. Это сразу остудило мой пыл, и я быстро потерял интерес к продолжению свидания». Для меня же еще более неожиданным, чем внезапное сочувствие к политику правого крыла, оказалась уверенность автора блога в том, что его личные сексуальные предпочтения абсолютно разделяются и одобряются читателями. Хотя сам анонимный блогер обозначил частичное удаление лобковых волос как «моду», он все же счел вполне естественным, что женщина, не поддавшаяся этой моде, вызовет у любого сексуально уравновешенного мужчины такое же отвращение, как и у него.

Впрочем, эта занимательная история свидетельствует не только о культурной вариабельности сексуальных вкусов. Она также служит очередным опровержением принятой в эволюционной психологии точке зрения, что естественный отбор способствовал сексуальной «всеядности» мужчин. На самом деле мужчины весьма избирательны [273]в сексуальном отношении, и форма этой избирательности в огромной мере зависит от культурной среды, в которой они существуют.

Причина, по которой я заговорил о частных различиях в понимании канонов красоты в разных культурах, заключается в том, что эти различия тоже, в свою очередь, могут влиять на нашу биологическую, то есть генетическую, эволюцию. Когда культура начинает играть причинную роль в эволюционных процессах, мы называем это нисходящим эффектом.

Одним из наиболее ярких примеров нисходящего эффекта, влияния культуры на генетику, является эволюция лактозной толерантности у взрослых [274]людей, позволяющей им употреблять в пищу молочные продукты. Лактоза – это специфический сахар, который встречается только в молоке млекопитающих. Все детеныши млекопитающих переваривают лактозу с помощью фермента лактазы, однако после окончания молочного вскармливания этот фермент перестает синтезироваться. Тем не менее за последние 12–15 тысяч лет в разных человеческих популяциях произошло одомашнивание коров, овец, коз и лошадей, и связанная с этим возросшая доступность молока как нового, богатого белками и калориями источника пищи спровоцировала естественный отбор на генетические изменения, благодаря которым представители многих человеческих популяций приобрели способность переваривать лактозу, в том числе и во взрослом состоянии. Таким образом, культурная практика молочного животноводства повлияла на эволюцию человека.

Изменчивость частоты встречаемости устойчивости к лактозе в человеческих популяциях. По данным Curry (2013)

Точно так же я считаю, что культурные представления о красоте [275]и сексуальной привлекательности могут влиять на генетику признаков, определяющих внешний вид и поведение человека, – теперь уже путем полового отбора. Конечно, было бы трудно получить сравнительные данные для проверки этой гипотезы. Однако в надежде побудить биологов-эволюционистов к такого рода исследованиям я хочу предложить несколько спекулятивных, но правдоподобных идей, каким образом этот механизм может работать.

Внешний облик представителей этнических групп, принадлежащих к разным культурам, может заметно различаться, но, по-видимому, лишь немногие из этих отличий связаны с действием естественного отбора. Например, вариации в цвете кожи четко связаны с географической широтой и, по всей видимости, возникли в результате жесткого естественного отбора, с одной стороны, на более темную кожу [276]в экваториальных широтах для защиты от рака кожи или, что более вероятно, для защиты от разрушения содержащихся в коже солей фолиевой кислоты, а с другой – на более светлую кожу в высоких широтах для облегчения синтеза витамина D. С цветом кожи часто коррелирует цвет волос и глаз, поскольку все эти признаки определяются одними и теми же генами, ответственными за синтез пигментов меланинового ряда.