Борис Казанский - Приключения слов

По существу разница между заимствованными и собственными словами совсем не так велика, как может казаться. Если бы мы не знали германского слова, от которого произошло наше орудие,мы вероятно считали бы орудиеисконно русским. Зная это германское слово, мы получаем возможность проследить историю нашего слова на один шаг назад. Но дальше мы все равно не можем подвинуться, так что в конце концов первоначальный смысл орудиявсе равно остается для нас загадкой. Таково огромное большинство слов. История слов всегда кончается слишком рано, далеко не доходя до начальных ступеней. А доистория языка, которой занимается особая область языкознания – яфетидология, основанная на идеях академика Н. Я. Марра, еще мало разработана.

В сущности история любого слова должна быть одинаково интересной, потому что каждое слово рано или поздно меняет свой смысл под влиянием новых условий, каждое слово является членом большой семьи и имеет свою родословную, каждое восходит в конце концов к древнейшим, первоначальным основам языка. Среди них нет ни аристократов, ни любимцев судьбы, – все они имеют свои странствия и приключения. Нужно только уметь их проследить и понять во всей полноте их действительного значения в жизни людей. Но в том-то и дело, что мы не всегда это умеем делать. В огромном большинстве случаев нам неизвестна или недостаточно ясна историческая обстановка жизни слова или отсутствуют родственные и предшествующие формы; почти всегда невозможно довести историю слова достаточно далеко. И как раз так называемые «чисто русские» слова представляют в этом отношении наибольшие трудности. Заимствования и иностранные слова – более благодарный материал, потому что при переходе из языка в язык, из страны в страну они яснее обнаруживают изменения, позволяют проследить их на более длинном пути, развертывают более широкую, более разнообразную панораму.

Вот почему главными героями этой книжки являются именно заимствованные – давно или недавно, с востока или запада – иностранные слова.

В ряде случаев обнаружение иностранного слова затрудняется тем, что оно принимает русское обличье. Это происходит нередко вследствие того, что непонятное слово осмысляется по созвучию с русским. Некоторые слои русского населения любят такие переосмысления. Иногда это происходит в порядке шутки, каламбура, в особенности с иностранными фамилиями. Так, известный генерал Барклай де Толли, командовавший русскими войсками при наступлении Наполеона на Москву в 1812 г., был прозван Болтай да и тольков связи с недовольством его тактикой отступления и уклонения от решительного боя. Другой генерал, Бреверн де ла Гарди, был прозван Бревно для гвардии,Гельденштубе переименован в Дылду в шубе.Перековерканная фамилия Тизенгаузена встречается у Некрасова в поэме «Кому на Руси жить хорошо»:

Подобным образом рекрутпревратилось в некрута, сержантв сражанта, палисадв полусад, пиджакв спинжак, фисташкав свисташка, Стокгольмв Стекольный, дезабильев безбелье,а катастрофав костовстреха.Чем же не русские слова полусад, свисташка, безбелье?

А облава?Кажется очевидным, что слово образовано от глагола ловить.А между тем это просто осмысленное по-русски немецкое слово аблауф(Ablauf), означающее загон,буквально вбегание,произведенное от лауфен:немецкое laufenпереводится бежать.Таким же образом колодезьвовсе не русское слово, образованное от колода:колоды составляют обшивку и сруб ямы, – а только осмыслено в этом значении. На самом деле это немецкое слово, которое означает ключевую, буквально, холодную воду: от kalt(холодный).

Таким же удачным осмыслением, которым русский язык обязан кухаркам, является противень– название общеизвестного кухонного приспособления, а именно железного листа, который вставляется в духовку и служит для выпекания на нем пирогов. В действительности это название представляет немецкое слово братпфанне(Bratpfanne), что значит буквально сковорода для жаренья –от глагола braten(жарить).

Столярам и плотникам мы обязаны созданием слов рубанок– как будто от рубить, струбцинка– под влиянием раструб, напильник– потому что этот инструмент служит и для точки пил. Все это – немецкие слова, заимствованные от немецких ремесленников: шраубцвингеозначает винтовой зажим, надфиль – тонкая пила,буквально – игла-пила.

Матросы создали свое знаменитое есть,которым до сих пор во флоте отвечают на распоряжение начальника. В армии отвечают в этом случае слушаю,означающее здесь, конечно, слушаюсь, принимаю к исполнению.Морское словечко звучит энергичнее и короче; это большое преимущество в военном деле, где ясность и краткость необходимы. Естькак будто означает готово, сделано,а отсюда усвоено, принято к сведению.Но на самом деле есть– вовсе не форма глагола бытьи вообще не русское слово, а английское Yes, sir,означающее Да, сударь:такой ответ дается в Англии начальнику, хозяину, учителю.

Мы употребляем теперь слово дымкав смысле легкий туман, неясность,при которой очертания скрываются, сливаются. Так, говорится в утренней дымке, горизонт был окутан дымкой,в переносном смысле какой-либо человек может представлять все вокруг в розовой дымке.Мы невольно включаем в это слово представление о легком дыме, дымке. Но это – только случайное сходство двух совершенно различных слов, поддержанное осмыслением, от которого трудно отказаться даже, когда знаешь, что это так. Теперешний смысл дымки– уже переносный, и этому сильно способствовало осмысление под влиянием русского дым. Первоначальное же значение этого слова у нас и в польском, из которого оно вошло в русский язык, было – легкая полупрозрачная шелковая материя. Может быть, потому так крепко связалось это слово с глаголом окутывать, покрывать.Сквозь тонкую материю все предметы представляются неясно, как в тумане.

Подобный же перенос значения произошел и с французским словом флер(fleur), означавшим первоначально темную полупрозрачную материю, которой окутывали предметы в комнате, где стоял гроб с покойником, а также и катафалк, а затем, в переносном смысле, который пережил основной, как и в слове дымка,– темный, траурный цвет, окрашивающий мысли и восприятия в минуты гнева и уныния.