Инна Соболева - Принцессы немецкие – судьбы русские

Они будут воспитывать будущего царя-освободителя вместе. Жуковский называл себя всего лишь проводником благородной души императрицы и ее возвышенных чувств. Но до этого еще далеко. Да и вообще это тема особого, достаточно подробного рассказа, не укладывающегося в формат этой книги. А пока мальчик получил имя Александр. В честь своего венценосного дядюшки.

Очевидно: к ее сыну перешло не только имя обожаемого ею еще с детства императора, перейдет когда-нибудь и его трон. Странно, но это ее вовсе не радует. Тревога за будущее сына не покинет ее до конца дней. У нее было вещее сердце…

«Саша горько плакал перед троном, на котором он когда-то будет коронован. Я молила Бога, чтобы он не допустил меня дожить до этого дня». Это – из письма Александры Федоровны Василию Андреевичу Жуковскому. Она еще не императрица, Саша еще совсем мал. До его коронации она доживет, но дожить до его убийства Бог не допустит.

В день 16-летия ее сына, 17 апреля 1834 года, на Урале открыли невиданный драгоценный камень. В честь наследника престола его назвали александритом. У камня было странное свойство: менять цвет от нежно-голубого до кровавого. Никто не увидел в этом предзнаменования. Она – почувствовала. Поделилась только с Жуковским. Мужа берегла: после восстания декабристов он сам одержим страхами, о которых мало кто знает и которые может рассеять только она.

На исходе второй беременности великая княгиня испытала неожиданное потрясение. Император, отобедав в доме младшего брата, вдруг посерьезнев, сказал, что он смотрит на Николая как на своего наследника и что случится это еще при его жизни, так как он намерен отказаться от трона и закончить жизнь как частное лицо, а Константин на престол не претендует.

«Мы сидели словно окаменелые, широко раскрыв глаза, и не были в состоянии произнести ни слова, – вспоминала уже ставшая императрицей Александра Федоровна, – видя, что мы готовы разрыдаться, он постарался утешить нас и в успокоение сказал нам, что это случится не тотчас и, пожалуй, пройдет еще несколько лет прежде, нежели будет приведен в исполнение этот план; затем он оставил нас одних. Можно себе представить, в каком мы были состоянии. Никогда ничего подобного не приходило мне в голову, даже во сне. Нас точно громом поразило; будущее показалось нам мрачным и недоступным для счастья».

Смею предположить, что Александра Федоровна лукавила. Во-первых, известно, что вдовствующая императрица намекала на эту возможность ее батюшке, когда сватала Шарлотту за своего сына. Он, человек строгих правил, мог, правда, о заманчивых перспективах дочери не сказать. Во-вторых, именно к этому времени разрешенный наконец матушкой морганатический брак сделал Константина Павловича весьма маловероятным претендентом на престол. И наконец, годовалый Александр Николаевич почти наверняка – наследник. Он – единственный сын в семье, носящей фамилию Романовы. У Александра и Константина были незаконные дочери, у младшего, Михаила, в тот момент детей не было вообще.

Единственное, что действительно было неожиданно для великокняжеского семейства, это заявление Александра, что он хочет при жизни оставить престол. До этого казалось: хотя старший брат и старше Николая на 19 лет, он все еще молод, полон сил, так что ждать наследства (пугающего или желанного?) скорее всего придется непредсказуемо долго.

Как известно, об отречении Константина и утверждении нового наследника публично объявлено не было (о мотивах такой скрытности я уже писала в главе «От „воска“ до „чугуна“»). Последствия «маленькой хитрости» вдовствующей императрицы тоже известны. Но если о жертвах расправы с участниками и ни в чем не повинными свидетелями восстания 14 декабря 1825 года (я имею в виду зевак, числом около тысячи, погибших на Сенатской площади) Мария Федоровна особенно не переживала, то невестка до конца дней оставалась ей живым укором. Если, конечно, хотя бы самой себе она имела мужество признаться, как огромна ее вина в том, что произошло в роковом декабре.

В тот день из окна Зимнего дворца Александра смотрела на Сенатскую площадь, где были бунтовщики, а против них – ее муж, ее государь, отец ее детей. Рядом все время был ее мальчик, семилетний Сашенька. Она вспоминала:

Мы видели вдалеке все эти передвижения, знали, что там стрельба, что драгоценнейшая жизнь в опасности. Мы были как бы в агонии. У меня не хватало сил владеть собой: Бог дал мне их. Я воззвала к Нему. Мне все приходили на ум слова: «Услышь меня, Господи, в моей величайшей нужде!»

Она знала: ее может ждать судьба Марии-Антуанетты. Что ж, она готова. Но как защитить сына?!

«Когда 14 декабря я обняла Николая на маленькой лестнице, я почувствовала, что он вернулся ко мне совсем Другим человеком». Но и она стала другой: нервный тик с тех пор будет искажать черты ее прелестного лица. Он никогда не простит этого декабристам. Она – простит. И будет горько рыдать в день казни. И никогда не осудит Жуковского за все его попытки помочь ссыльным. И сама будет просить за них государя. Но он будет неумолим…

Я плачу о том, – писала она, – что он уже не прежний Николай. Однако прочь эти мысли. Однажды я сказала ему: «Теперь я на втором плане в твоем сердце, так как первое место в нем занимает Россия». Он ответил: «О нет, ты ошибаешься, ибо ты и я одно целое, таким образом, ничто не может измениться».

И в самом деле, что бы ни происходило вокруг или даже в их интимной жизни, он неизменно будет с ней заботлив и нежен.

Фрейлина Мария Петровна Фредерикс писала о Николае Павловиче:

Известно, что он имел любовные связи на стороне – какой мужчина их не имеет, во-первых, а во-вторых, при царствующих особах нередко возникает интрига для удаления законной супруги; посредством докторов стараются внушить мужу, что его жена слаба, больна, надо ее беречь… и под этим предлогом приближают женщин, через которых постороннее влияние могло бы действовать. Но император Николай I не поддался интриге и, несмотря ни на что, оставался верен нравственному влиянию своей ангельской супруги, с которой находился в самых нежных отношениях.

Любопытные воспоминания на этот счет оставила Анна Федоровна Тютчева, которая близко наблюдала отношения Николая и Александры в последние годы его жизни. Дочь одного из замечательнейших русских поэтов и выдающегося дипломата Федора Ивановича Тютчева в 1853 году была назначена фрейлиной цесаревны Марии Александровны, супруги наследника престола, Александра Николаевича, будущего царя-освободителя. Поскольку отношение императорской четы к невестке было самое теплое, Николай и Александра часто бывали в ее апартаментах – и Тютчева могла их наблюдать в неофициальной обстановке. Анна Федоровна была, несомненно, умна, а потому считается свидетельницей объективной. Позволю себе пространную цитату из ее книги воспоминаний «При дворе двух императоров», чтобы потом тщательно и непредвзято разобраться в ее оценках.