Инна Соболева - Принцессы немецкие – судьбы русские

На самом деле к цесаревичу подкрадывалась совсем другая болезнь.

Когда ему было 17 лет, он упал с лошади и повредил позвоночник. По другой версии, несколькими годами раньше во время детской драки с двоюродным братом ударился спиной об угол мраморного стола. Несколько раз у него появлялись боли в спине, но спартанское воспитание исключало жалобы – мужчина должен терпеть боль. Он и терпел, но начал худеть, сутулиться. Окружающие не обратили на это особого внимания. Потом корили себя, каялись. Но было уже поздно.

Во время традиционного для наследников российского престола путешествия по Европе у него случился приступ страшных болей в спине. Произошло это во Флоренции. Он так мечтал увидеть своими глазами творения несравненного Микеланджело! А пришлось полтора месяца пролежать в постели. Ходить он уже не мог. Врачи (своих придворных медиков прислал даже король Франции Наполеон III) единодушно утверждали, что болезнь не представляет опасности для жизни, это всего лишь тяжелый приступ ревматизма. Его перевезли в Ниццу. Здешний климат считали целебным.

Утешительный диагноз был роковой ошибкой. Неправильное лечение лишь усугубляло болезнь. Вскрытие покажет: у цесаревича было общее воспаление спинного и головного мозга, вызванное нарывом в мышцах позвоночника.

Уходил он мучительно, но с верой и тихим мужеством. «Этот молодой человек – святой», – повторял не отходивший от умирающего священник Прилежаев. Незадолго до смерти Николаю приснился сон: фрегат «Александр Невский», стоявший в это время в бухте Вильфранш, везет его в дальнее путешествие. Несколько недель спустя именно «Александр Невский» повезет его тело в Петербург… Вся Ницца будет провожать наследника российского престола в последний путь. На месте виллы Бермон, где скончался Николай, построят часовню. До сих пор каждый год 12 апреля в день его смерти здесь служат торжественную панихиду. В шумной, вечно праздничной Ницце эта часовня, стоящий поодаль православный Свято-Николаевский собор, построенный на деньги Николая II, и окружающий их дивный, благоухающий южными цветами парк, – островок тишины и печали.

После смерти своего ученика Борис Николаевич Чичерин с горечью писал: «В этой ранней могиле были похоронены лучшие мои мечты и надежды, связанные с благоденствием и славой отечества. Россия рисковала иметь образованного государя с возвышенными стремлениями, способного понять ее потребности… Провидение решило иначе».

Да, вместо этого светлого, богато, быть может, даже чрезмерно одаренного юноши (недаром его называли гениальным), который должен был наследовать трон отца и стать императором Николаем II, через 29 лет корону наденет его племянник и полный тезка: Николай Александрович Романов. Он и войдет в историю как Николай II, последний российский император. Как здесь снова не повторить: если бы на престол взошел тот, кто должен был на него взойти, участь нашей страны была бы другой. Но судьба почему-то почти всегда безжалостна к России…

До похорон сына Мария Александровна держалась. Потом ушла в себя, в свою боль. В эту бездну немого отчаяния она допускала только детей и бывшую невесту Николая, датскую принцессу Дагмар, ставшую в православии великой княгиней Марией Федоровной и женой нового наследника престола, Александра Александровича. К невестке она относилась с нежностью и сочувствием. Понимала, на какой трудный шаг та решилась, выйдя замуж за брата любимого жениха. Свекровь старалась сделать все, чтобы молодые были счастливы, и когда видела, что они все больше и больше привязываются друг к другу, хотя бы на время оттаивала душой.

Но мысли об умершем сыне преследовали ее как наваждение. Постоянно упрекала себя: не досмотрела, не заметила первых симптомов страшной болезни, не помогла. С ужасом вспоминала случай, показавшийся в свое время даже забавным. Никсу было всего пять лет, когда однажды он сказал своему брату Владимиру, что тот когда-нибудь станет императором. Мария Александровна возразила: на престол может взойти только старший сын. Таков закон. Но малыш не согласился: «Ведь имя Владимир означает „владетель мира“. К тому же дедушка стал царем, а он ведь тоже был третьим сыном, как и Владимир». И добавил, что он умрет, тогда царем будет Саша, а когда умрет Саша, царем станет Владимир. Теперь, когда вспоминала, сердце обливалось кровью. Сын предвидел свою смерть. И пусть она не верила в предвидения, но ей казалось, что он – мог. Потому что был одарен свыше, наделен чем-то особенным, может быть, несовместимым с земной жизнью.

Днем от горьких мыслей отвлекали заботы о благотворительных учреждениях. Она патронировала 5 больниц, 12 богаделен, 36 приютов, 2 института, 38 гимназий, 156 низших училищ и 5 частных благотворительных обществ. На них тратила большую часть своих средств. Сейчас трудно подсчитать, сколько людей лично ей были обязаны благоденствием. Всех, кто обращался к ней со своими бедами, встречала с искренним сочувствием, старалась помочь. Федор Иванович Тютчев писал о ней:

Днем у нее еще хватало сил, чтобы улыбаться своим подопечным, вникать в их горести. Но наступал вечер, она оставалась одна в своем изысканном, выдержанном в малиновых и бело-золотых тонах будуаре, где когда-то они с Александром провели столько счастливых дней; или в Золотой гостиной, где раньше принимала друзей и куда ее мальчик заходил перед сном, чтобы пожелать доброй ночи. Это было невыносимо. Роскошь апартаментов угнетала: она так не соответствовала непрекращающейся душевной боли. А потом стало еще хуже. Сверху до нее стали доноситься детские голоса, топот маленьких ножек… Это ее муж поселил прямо над нею свою любовницу с детьми. Другого места в огромном дворце он почему-то не нашел.

Александр Николаевич тоже тяжело пережил смерть наследника. Он потерял не только сына, он потерял того, кому рассчитывал доверить продолжение своего главного дела – реформирование всей российской жизни. И вот эта надежда рухнула. Он знал: новый наследник престола, его второй сын, Александр, придерживается совсем иных убеждений и постарается сохранить все как есть, более того – там, где возможно, вернуться к старому. Царь охладел к реформам. Зато – воспылал любовью.