Сергей Котков - Сказки о русском слове
- Название:Сказки о русском слове
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Наука
- Год:1967
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Сергей Котков - Сказки о русском слове краткое содержание
В старину сведения или свидетельства о тех или иных событиях, фактах и состояниях, записанные со слов очевидцев, носили название «сказок». В старой русской письменности сохранилось немало интересных сведений, своеобразных «сказок», которые рисуют увлекательную историю отдельных слов русского языка, естественно, тесным образом связанную с историей соответствующих предметов и явлений, материальной и духовной культурой народа, его повседневным трудом и бытом.
Данная книга состоит из очерков по истории слов собственно русского лексического состава или, шире, общеславянских. Историческое значение и употребление этих слов рассматривается в сравнении с их современным значением и употреблением.
Сказки о русском слове - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
О том, как складывались на русской почве упомянутые различия в наименовании видов человеческой деятельности, дошедшие до нашего времени, рассказывает история языка и русского народа. Не вдаваясь в историю происхождения слов, отмечаем: робота и работа , а также работати, работьникъ и работьница и иные образования с тем же корнем представлены в самых ранних памятниках восточнославянской письменности (Срезн. Матер.). Кроме значения «рабство, неволя», в слове робота — работа заключалось и значение, каким оно обладает и сегодня. Наличие первого значения было неудивительно: когда применялся рабский труд, слово робота — работа означало и рабство, неволю. Отношение к работе-неволе обрело художественное выражение в замечательном литературном памятнике XIII в. «Слове Даниила Заточника»: «Лучши вода пити на своей воли, неже медъ в работѣ ; луче единъ воробышекъ в своихъ рукахъ, нежели лебедь йс чюжих рукъ» [44] «Слово Даниила Заточника по редакциям XII и XIII вв. и их переделкам, приготовил к печати И. Зарубин». — «Памятники древнерусской литературы», вып. III. Л., 1932, стр. 105.
. И глагол работати значил «находиться в рабстве, в неволе», а затем — «служить», «трудиться». Работьникъ — это «раб, невольник» и вместе с тем — «слуга, работник» и, далее, «служитель», а работьница - «служанка, раба» (Срезн. Матер.).
Когда рабовладение отжило, отпали и обусловленные им значения, и в памятниках более поздней эпохи они не встречаются.
О том, какого свойства труд подразумевали под работой , когда подобное название носила и неволя, узнаем из тех же древних текстов. «Служебник Варлаама», XII в. содержит моление о тех, кто томится «въ лютахъ работахъ, и во всякой скорби и бѣдѣ». Нет сомнения, что речь идет о тяжком физическом труде, переносимом в одной чреде страданий со скорбью-болезнью и бедой. Основным исполнителем работы, основным работником на Руси являлся, конечно, крестьянин. Работа была уделом и ремесленников, мастеровых.
Знакомое ранним памятникам древнее значение глагола работати «находиться в рабстве, в неволе» выступало не только в земных условиях, но и в предполагаемых отношениях между людьми и богом, которые людям представлялись наподобие земных. Так же, как на земле были рабы и господа, все люди считались рабами божьими. Эта религиозная догма настойчиво проводилась в поучениях. Обратимся к примеру в «Изборнике 1076 г.»: «вьсею дшею своею работаи гви. иерѣомъ его покаряи ся» — всей душой работай для господа, духовенству его покоряйся. Работай здесь — не просто «трудись», а «трудись как раб, невольник, то есть раб божий», что особенно и подчеркивается недвусмысленным повелением покоряться духовенству.
О том, как приходилось работать крестьянам в эпоху русского средневековья, «сказывает» мрачная история крепостнической эксплуатации. Не говоря уже о нищете и голоде, над ними вседневно, постоянно висела угроза расправы, которая в хозяйственных распоряжениях, или «указах», их владык облекалась в зловещие формулы, вроде излюбленного обещания крупного вотчинника А.И. Безобразова «снем (сняв) рубаху, ободрать». Об условиях труда ремесленников дает известное представление жалоба иконописца. «Посадил ты меня, — взывает он к барину-нанимателю, — в такую погибел(ь)ную и худую избу что ни дела в ней ни покою тол(ь)ко мукою замучилис(ь) и глаза выкурили и совсем огноилис(ь) от поту и мокреди иконные дела портятся и делат(ь) и писат(ь) в ней невозможно хлеба и соли от милости твоей и харчю довол(ь)нова нет хлебом и солью и дровами заставил ты меня скитатца и хлебом по деревням побиратца», и далее горестно восклицает: «всяк дивится чем мы живимся кто лапти плетет тот слаще нас пьет и ест… ис сапогов в лапти обуваюсь и кожи х костям присушили» (Источн. XVII — нач. XVIII в., 45).
Для древних писцов-профессионалов их занятие было ремеслом и поэтому, разумеется, именовалось также работой . Неудивительно, что впоследствии и дьяки и подьячие, писавшие в старинных учреждениях, тоже в них работали , а не служили . Ограничимся одной иллюстрацией: «А в роспросе донские станичники… про нево, Михайла, сказали, что он у них на Дону человек знатной и у государевых дел и у войсковых писем работает войсковым дьячьим имянем давно» (1650 г.) [45] «Донские дела», кн. IV, — РИБ, т. XXIX. СПб, 1913, стр. 509.
. Особенно охотно приказные дельцы работали за так называемые почести и другие взятки деньгами и натурой. В частной переписке XVII. в связи с вершением дел в приказах, нередко толкуют о гостинцах, потчевании и почестях, необходимых для задабривания этой приказной саранчи. «Помочь в твоем дѣле по моему челобитью учинилась Ларивоном Дмитриевичем», — пишет некий радетель одному из своих «добродеев» и многозначительно советует подумать о почести Лариону и дьякам Казанского приказа, чтобы и в дальнейшем было «лутчи и прочнее» (ГБЛ, ф. 29, № 1641). В другом письме читаем: «В Судном Московском приказе с под(ь)ячими говорил и они хотели тебе дружбу учинить да нечим попотчиват(ь)» (Пам. XVII ст. 39).
Не исключалось и странное, на первый взгляд, употребление в среде духовенства глагола работать (в церкви) вместо глагола служить , казалось бы, в таких условиях единственно нормального. Например, дьячок при Церкви в Ливнах, прося об утверждении в этой должности, в 1692 г. писал преосвященному Евфимию: «Работаю я, богомолец твой, у той церкви во дьечках, а новоявленной памяти мне, богомольцу твоему, не дано» [46] Н.А. Соловьев. Сарайская и Крутицкая епархии, вып. III М., 1902, стр. 144.
. Один из именитых москвичей обращался к духовному владыке за позволением молиться в церкви на его московском дворе, когда бывает «досужно», так как, занятый службой при царе, он иногда и «поиспоздается». «И ты государь, — писал проситель, — прикажи вели (священнику. — С. К.) поджидат(ь) потому что мы вселды живем при государьскои милости извесно то тебе государю моему что мы не досужны а за труды государь священнику со вторицею буду за роботу подаяние подават(ь)» (ЛОИИ, ф. 117, л. 294). Духовенство работало не потому, что богослужение походило на физический труд крестьянина. Употребление глагола работать здесь определялось иными причинами. Уменье читать и писать составляло профессиональную черту духовенства. По этому признаку оно сближалось с древними писцами-профессионалами. Читая и списывая церковные книги, писцы занимались богоугодным делом — работали для бога. Предполагаем и влияние церковной книжности, в которой служение людей господу понималось именно как работа смиренных рабов божиих. Служение в церкви к такой работе относилось прежде всего.
Интервал:
Закладка: