Михаил Кречмар - Полосатая кошка, пятнистая кошка

Хищник оказался крупным самцом».

Иногда стрелок ранит леопарда по ошибке, принимая его за какое-нибудь другое животное, но после этого бывает вынужден добирать его по следу.

Ю. М. Янковский с добытыми им «барсами». Корея, 1936 г. Архив Приморского государственного музея им. В. К. АРСЕНЬЕВА / Издательство «РУБЕЖ»

Охотник Н. шёл по заброшенной дороге на юге Приморского края. Его путь пролегал по старым сельскохозяйственным угодьям, часть из которых была распахана, а часть — заросла невысоким и очень густым кустарником. Свои расчёты Н. строил на том, что косули ночью пасутся на остатках сои в полях, а днём ложатся на отдых в кусты. Н. уже несколько раз видел дичь, которая вскакивала довольно далеко от него и убегала, не подпуская на выстрел. Нервы у охотника были напряжены, и поэтому он взял ружьё (Иж-27 12-го калибра) в руки и снял его с предохранителя. Один ствол он зарядил пулей «Вятка», другой — картечью.

Когда в кустах Н. увидел силуэт некрупного животного, он выстрелил по нему картечью и только потом, когда зверь пропал из виду, сообразил, что эта «косуля» имела длинный и гибкий хвост. С очень большой осторожностью Н. подошёл к месту, где в последний раз заметил жертву, и выругался грязно и замысловато: на неглубоком снегу отпечатались следы леопардовых лап. А поверх них виднелись капли ярко-красной крови.

Н. сперва решил было пойти за подмогой и собаками в ближайшую деревню, где жили его родственники, но потом передумал. Ему показалось, что кровь бьёт у леопарда из пробитых лёгких и, значит, долго он не протянет. Охотник обрезал след раненого хищника — тот покинул старые закустаренные поля и двинулся вверх, в сопки, практически по прямой.

Н. прошёл за зверем около километра и начал понимать, что кошка ранена скорее всего легко. Вероятно, картечь повредила ей какой-то незначительный сосуд, который тем не менее дал обильное кровотечение, но в целом на работе организма травма не сказалась. Тем временем Н. оказался на гребне холма, поросшего густыми кустами леспедецы и заваленного буреломом. Из ковра опавших листьев, чуть присыпанного снежком, то тут то там торчали серые большие камни.

След находился с большим трудом, и Н. уже собирался бросить это занятие, как вдруг увидал прямо перед собой цепочку совершенно свежих отпечатков, протянувшихся между двумя большими валунами. Н. сам не мог объяснить себе, почему именно здесь он не двинулся прямо по следам, как поступал до сих пор, а решил обойти один из камней стороной.

Едва он зашёл за валун, который был не единым, а являлся небольшой каменной россыпью из четырёх-пяти стоящих вместе скал, как увидел прямо перед собой леопарда, который, судя по всему, предпринял точно такой же манёвр, но в обратном направлении — он стремился, обойдя свой след по кругу, зайти преследователю в тыл. И это ему всенепременно бы удалось, если бы Н. не поступил точно так же. В результате человек и зверь заметили друг друга в одно и то же время, когда расстояние между ними не превышало пяти метров.

Раненый леопард, как утверждают, всегда переходит в нападение.

Н. увидел, что леопард развернулся и припал к земле. Как он потом рассказывал, ему никогда не случалось стрелять столь быстро, как в тот раз. Дуплет уложил зверя в тот момент, когда тот в прыжке только начал отрываться от земли.

Позднее, при разделке животного, выяснилось, что Н. промахнулся при выстреле пулей. А вот одна из картечин пробила череп зверя и уложила его на месте. Кроме неё в зверя попало ещё две крупные дробины из снаряда.

Когда я слушал эту часть рассказа Н., то предположил, что или расстояние было значительно больше пяти метров, или Н. снаряжал свои патроны каким-то способом, который на редкость эффективно повышал разброс картечной осыпи…

Иногда, если раненый леопард залегал в густых зарослях камыша или травы, его выгоняли оттуда с помощью огня.

«Когда я изложил свой план — выкурить леопарда из травяных зарослей, — пишет Дж. Корбетт, — Бахадур выразил готовность мне помочь, хотя он и сомневался в успехе. Для начала следовало определить, насколько велик был участок травы, где скрылся леопард. Сойдя с тропы, мы двинулись по кругу и обнаружили, что участок имел форму конуса площадью около десяти акров. Колея проходила вдоль его основания.

Ветер был благоприятным. Дойдя до самого дальнего края участка, отстоящего от тропы на двести ярдов, я срезал два пучка травы, зажёг их и, вручив один Бахадуру, послал его поджечь участок справа. Сам я поджёг траву с левой стороны. На участке росла так называемая слоновья трава, доходившая высотой до двенадцати футов, сухая, как трут. Так что через минуту всё вокруг пылало. Бегом вернувшись к колее, я залёг в ней и, прижав к плечу своё ружьё модели „Ригби-275“, стал следить за внешним краем дороги, держа прицел на такой высоте, чтобы пуля попала в тело леопарда, когда он попытается дорогу пересечь. Я лежал в десяти ярдах от границы травы, приблизительно в пятидесяти ярдах от того места, где леопард вошёл в её заросли. Ширина дороги составляла не более десяти футов, и единственным шансом попасть в леопарда было спустить курок в ту же секунду, как он появится. Я был уверен, что зверь решится покинуть траву в самый последний момент и будет стараться сделать это на большой скорости. При этом я никак не должен был задеть Бахадура, так как велел ему залезть на дерево, стоявшее достаточно далеко от дороги, после того, как он подожжёт траву на своей стороне.

Выгорела уже половина участка. Огонь грохотал, как экспресс, мчащийся по эстакаде. Вдруг около своего правого плеча я заметил босую человеческую ногу. Подняв голову, я увидел человека, в котором по одежде и внешности узнал Махомедана, пастуха, искавшего, возможно, пропавшего буйвола. Приподнявшись, я повалил его, прошептав на ухо, чтобы он лежал тихо. Для верности я забросил на него свою ногу. Огонь приближался, и, когда до него оставалось всего двадцать пять ярдов, леопард ринулся через дорогу. Нажав курок, я только и заметил, как взметнулся хвост зверя. Трава слева от нас была выжжена несколько дней назад, и в лесу обгоревших стеблей я видел уходящего леопарда и по его движению понял, что он ранен. Но по тому, как при выстреле взлетел кверху его хвост, я не мог с уверенностью сказать, что рана зверя была смертельной. Я поднялся с земли и, крепко держа пастуха за руку, побежал вместе с ним по дороге через густые клубы дыма. Языки пламени угрожающе извивались над нашими головами. Мы увидели лежащего на земле леопарда, только подойдя к нему почти вплотную. Не теряя времени, ибо жара была чудовищной, я подбежал и вложил хвост леопарда в руку пастуха, положил сверху свою, и вместе мы поволокли зверя прочь от огня. Вдруг, к моему ужасу, леопард открыл пасть и оскалил клыки. На наше счастье, пуля прошла через шею и парализовала зверя, и к тому моменту, когда ярдов через пятьдесят мы остановились, леопард был уже мёртв. Но как только я разжал свою руку, мой невольный помощник отпрыгнул от меня в сторону, как если бы я его ударил, и, сорвав с головы свой бурнус и прижимая его к себе, бросился бежать так, как не бегал до него ещё ни один местный пастух».