Ирениус Эйбл-Эйбесфельдт - Зачарованные острова Галапагосы

В 1832 году генерал Хозе Влламил заложил на Чарлзе первые большие посадки полезных растении. Он привез на далекую землю 80 солдат, которых спас на континенте от казни. Когда три года спустя Дарвин посетил остров, число его жителей приближалось к 300. Виламил назвал колонию «Asilo de La Paz» [15] «Обитель мира» (испан.). — Прим. перев. , но мира в ней не было. Преемник Виламила так терроризовал своих подданных, что в конце концов те, не в силах более сносить насилия, взбунтовались. Полковнику пришлось бежать, а колония распалась. Часть колонистов обосновалась на Чатаме, и в 1849 году их насчитывалось здесь 45 человек. Впоследствии поселок разросся. Сейчас на Чатаме проживает около 1000 жителей. В 1870 году снова была предпринята попытка заселения Чарлза. Сначала она как будто удалась, но прошло немного времени и остров был превращен в каторжную колонию. Однажды заключенные захватили оружие, убили основателя колонии сеньора де Валдизиана и установили жестокий террористический режим. В конце концов более благоразумные среди них объединились и в решающей стычке разбили бунтовщиков. Однако вскоре после этого они покинули Чарлз. В 1893 году Антонио Джиль вновь попытался создать поселение, но опять неудачно. Поселенцы один за другим перебрались на юг Альбемарля и расположились в деревне Сан-Томас.

На Чатаме Мануэль Кобос основал в 1869 году селение «Progreso», что означает «Прогресс». Первые жители, также осужденные, существовали тем, что собирали лакмусовый мох, из которого в то время добывали красители. В 1880 году Кобос разбил на острове большие плантации. Тремястами своими подданными, видимо всеми на континенте забытыми, он правил тиранически. Кобос даже чеканил свои деньги. За малейшие провинности он запарывал людей до смерти или расстреливал. Некоторых он высаживал на необитаемые острова. Такая судьба постигла некоего Камило Казанова, который провел больше трех лет в страшных лишениях на Индефатигебле. Казанова снабдили бочонком воды, двумя ножами и самой необходимой одеждой. Он питался сырыми черепахами и игуанами, нередко пил их кровь. В конце концов он даже умудрился построить себе хижину. За три с половиной года на остров дважды заходили английские суда, но напрасно Казанова умолял моряков взять его на борт. И лишь позднее он узнал причину проявленной жестокости: на другом берегу острова Мануэль Кобос велел поставить щит с надписью, предупреждавшей каждого, что здесь живет опасный преступник.

Нет ничего невероятного в том, что у несчастных жителей «Progreso» под конец иссякло терпение, и они зарубили тирана мачете на том самом месте, где он незадолго до того застрелил пятерых их товарищей.

Мощная волна переселенцев хлынула на Галапагосы в 30-е годы нашего века. Случившемуся немало способствовала книга Уильяма Биба «Галапагосы, конец света». Нарисованная в ней яркая картина полных очарования островов увлекла многих обездоленных людей, мечтавших обрести новую родину. Норвежец Гарри Рандалл разработал целый план колонизации островов. Совершенно ослепленные люди внимали только своим вожакам, которые убеждали их, что плодородная земля Галапагосов может легко прокормить и сто и тысячу человек. Никто будто и не слышал тех слов, что большая часть островов покрыта безжизненными пустынями, где растут одни кактусы, и что сам Биб страдал от недостатка воды и обилия острых камней. Люди отметали в своем сознании все, что могло бы их разочаровать. Первая группа поселенцев высадились на Чарлзе. «Едва они увидели берега, на которых кое-где торчали стволы кактусов и виднелись покрытые шипами акации, ощутили запах колючего кустарника муиуи, пропитавшего воздух над Черным Заливом, как сразу поняли, что их обманули. Апельсиновые рощи обернулись зарослями кактусов, а богатая земля, якобы способная прокормить сто тысяч человек, обнаженной каменистой почвой. Галапагосские острова и в самом деле оказались концом света. Уильям Биб ничего не преувеличил. Это был ад в его первозданном виде» (Hagen, 1949).

И все же наиболее отважные решили попытать счастья. Они соединили скудные источники воды и построили маленький завод рыбных консервов. Но очень скоро поселенцы перессорились между собой, одних скосила смерть, другие покинули острова. Из 22 человек, прибывших из Нарвика, 18 в первые же полгода бежали отсюда, 12 из них умерли в Гуаякиле. Однако несчастья других не остановили новых смельчаков. За два года на Галапагосы прибыло 124 норвежца, почти столько же, очевидно, уехало, если они до этого не нашли покой под глыбами лавы. К 1929 году на всем архипелаге оставалось три норвежских поселенца. Попытка основать на Индефатигебле сахарный завод кончилась неудачей. Котел взлетел в воздух, и так как норвежцы не смогли выполнить своих обязательств перед правительством Эквадора, последнее конфисковало суда, оборудование и постройки.

За 400 лет на Галапагосском архипелаге побывало множество людей. Из их рассказов сложилось довольно полное представление о климате и условиях жизни на островах. Теперь известно, что на возвышенностях архипелага встречаются плодородные участки, но они страдают от чрезмерной влажности. На некоторых островах разгуливают на воле бездомные свиньи, козы, коровы, ослы, но это еще не делает рая. Прелестей тропических стран здесь не найти. Галапагосы красивы суровой дикой красотой, для всякого любителя природы это настоящий Эльдорадо новых интересных сведений, но тому, кто захочет осесть надолго, придется вести непрерывную борьбу за насущный хлеб и воду. И все же многие люди, введенные в заблуждение, искали на негостеприимных островах желанный рай. Такую ошибку совершил и зубной врач из Берлина Фридрих Риттер, чья трагическая судьба одно время занимала издателей иллюстрированных журналов. Мы были на том месте, где прежде стояла его ферма, на которой он искал покоя, а нашел скорую смерть. От плантации осталось всего несколько пальм, но ветер сорвал с них верхушки, и стволы без кроны, точь-в-точь телеграфные столбы, грустно смотрели в небо. Мы нашли каменную скамью — здесь Риттер любил посидеть в тени деревьев и помечтать, — а неподалеку и его простую могилу. Над небольшим холмиком торчал сколоченный из реек крест. На прибитой к нему дощечке стояло имя покойного и дата смерти.

Сейчас на Галапагосах проживает около двух тысяч человек, почти все это эквадорцы, в жилах которых течет значительная доля индейской крови. Есть, однако, и европейские поселенцы: на Чатаме, Чарлзе, Индефатигебле и в южной части Альбемарля. Они живут в небольших селениях, где каждый сам удовлетворяет все свои нужды, превращаясь попеременно из плотника в портного, а из портного в сапожника. Только в более или менее крупных центрах на Чатаме и юге Альбемарля имеются настоящие ремесленники. Быть может, это объясняется тем, что у населения очень мало денег. Ценой тяжкого труда оно добывает лишь самое необходимое. Жители побережья занимаются рыбной ловлей. Одни раз в год они отправляют на материк сушеную рыбу, и торговля ею приносит доход, которого хватает на целый год. Те, кто хочет заниматься земледелием, вынуждены селиться на влажных возвышенностях, где климат очень нездоровый. Здесь приволье для болезнетворных микробов, а вещи, лишенные хоть на день притока свежего воздуха, покрываются плесенью. Зато отлично произрастают кофе, бананы, папайя, авокадо, апельсины, ананасы, картофель и многие сорта овощей, но что толку? За исключением кофе большинство этих продуктов не находит сбыта. Торговля с жителями побережья дает немного. Фермеры держат крупный рогатый скот и свиней. Кроме того, все желающие могут стрелять одичавших коз и свиней. На Индефатигебле и Альбемарле специальные охотники промышляют одичавшим крупным рогатым скотом и делят мясо поровну между жителями деревни. Острова подчинены военной администрации. Власти небольших портов, оборудованных рациями, следят за порядком во всем районе островов. В каждом крупном поселении Эквадор построил школу и церковь.