Ребекка Склут - Бессмертная жизнь Генриетты Лакс

Каждый раз реакция людей была одинакова: полнейший ужас. Однако Дебора этого не замечала. Она лишь улыбалась, смеялась и говорила: «Я так счастлива, что наши поиски продвигаются так успешно!»

В тот же день история с этой фотографией мало-помалу стала обрастать деталями. В какой-то момент Дебора заявила: «Она немного опухшая от слез, потому что скучает по моей матери». В другой раз она сказала одной женщине: «Моя сестра расстроена, потому что искала меня, но не могла найти».

Время от времени она останавливалась на обочине и жестом предлагала мне остановиться рядом, чтобы поведать разные идеи, которые пришли ей в голову, пока она вела машину. В какой-то момент она решила, что ей нужно обзавестись сейфом в банке для хранения ценностей, чтобы класть туда Библию ее матери и локон ее волос; в другой раз спросила, стоит ли оформить авторские права на подпись Генриетты, чтобы никто не мог ее украсть. На автозаправке, пока мы стояли в очереди в туалет, она достала из своего рюкзака молоток и произнесла: «Мне бы хотелось, чтобы семья отдала мне дом-пристройку, где я могла бы устроить историческое место. Но они не дадут, поэтому я заберу дверную ручку, чтобы у меня осталось хоть что-нибудь на память».

Была минута, когда она вылезла из своей машины, чуть не плача. «Я с трудом следила за дорогой, — пожаловалась она. — Все время смотрела на фотографию моей сестры». Она вела машину, положив обе фотографии Эльси на пассажирское сиденье рядом с собой, и одновременно смотрела на них. «Не могу выкинуть все эти мысли из головы. Все время думаю, через что она должна была пройти за все эти годы, прежде чем умерла».

Я хотела забрать у Деборы фотографию, чтобы она перестала мучить себя, но попытайся я — она бы не позволила. Вместо этого я продолжала повторять, что, может быть, нам стоит вернуться домой, что эти два дня были очень насыщенными и, возможно, она не готова для столь обширных расследований за одну поездку. Но каждый раз Дебора отвечала, что я сошла с ума, если полагаю, будто она теперь остановится. И мы продолжали двигаться вперед.

Несколько раз в течение дня Дебора говорила, что мне стоит взять медицинские записи ее матери в свой номер в гостинице, когда мы остановимся на ночлег. «Знаю, что тебе нужно читать каждую страницу, делать пометки и все такое, потому что тебе нужны все факты». Наконец, когда около девяти вечера мы зарегистрировались в гостинице где-то между Аннаполисом и Кловером, она дала мне эти записи.

«Я спать пойду, — сказала она, заходя в номер рядом с моим. — Разбирайся тут сама».

Через несколько минут у моей двери появилась Дебора. Она переоделась в безразмерную белую футболку, свисавшую ниже колен, на которой был изображен контур женщины, вытаскивающей из духовки печенье, с надписью GRANDMA («БАБУШКА») крупным детским почерком.

«Я решила не ложиться, — деловито пояснила она. — Хочу посмотреть на все эти штуки вместе с тобой». Она дергалась, как будто только что выпила несколько чашек кофе эспрессо. В одной руке она зажала фото Эльси из Краунсвилла, другой вытащила сумку, полную медицинских записей ее матери, из комода, куда я ее положила. Все содержимое сумки она вывалила на мою кровать — как и в первый вечер нашей встречи.

«Давай займемся», — предложила она.

Там было больше сотни страниц, многие из них помяты, сложены или порваны, и все разложены не по порядку. Довольно долго я стояла, ошеломленно уставившись на них, затем сказала, что, наверное, мы могли бы вместе отсортировать страницы, и потом я смогу найти то, что нужно скопировать.

«Нет! — воскликнула Дебора и нервно улыбнулась. — Мы можем только прочитать их здесь, и ты сможешь записывать, что надо».

«На это потребуется несколько дней», — ответила я.

«Ничуть», — не согласилась Дебора, перебравшись на четвереньках через гору бумаг, и села, скрестив ноги, в центре кровати.

Я выкатила кресло, открыла свой ноутбук и принялась сортировать. Тут был документ на собственность на небольшой участок земли в Кловере, который Дебора купила за две тысячи долларов — долю Деборы от денег, полученных Дэем в качестве компенсации по асбестовому иску; была полицейская фотография сына Лоуренса из газеты за 1997 год с заголовком: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ. ЛОУРЕНС ЛАКС, ОГРАБЛЕНИЕ С ПРИМЕНЕНИЕМ СМЕРТЕЛЬНОГО ОРУЖИЯ»; были формы заказа на приобретение клеток HeLa по Интернету, квитанции, информационные бюллетени из церкви Деборы и казавшиеся нескончаемыми копии фотографии Генриетты, где та стоит, положив руки на бедра. Еще там были дюжины тетрадных страниц, на которых Дебора писала определения научных и юридических терминов, а также стихи о своей жизни:

Пока я читала, Дебора схватила несколько скопированных страниц руководства по составлению генеалогического древа и протянула их мне со словами: «Вот откуда я научилась, как обратиться за помощью к юристу и собрать все эти штуки, чтобы получить информацию о моей сестре в Краунсвилле. Они не знали, с кем связались!» Она рассказывала и наблюдала, как мои руки пролистывают кучу записей.

Я поднесла близко к глазам одну из страниц, чтобы разобрать мелкий шрифт, и начала читать вслух: «Эта двадцативосьмилетняя… что-то… не могу разобрать почерк… резус-фактор положительный». Запись была датирована 2 ноября 1949 года.

«Ух ты! — внезапно воскликнула я. — Это за три дня до твоего рождения — твоя мать беременна тобой».

«Что? Боже мой! — закричала Дебора, схватила страницу и уставилась на нее, приоткрыв рот. — Что там еще написано?»

Я ответила, что это был плановый осмотр. «Смотри, — добавила я, ткнув пальцем в текст, — шейка ее матки расширилась на два сантиметра… Она собирается тебя родить».

Дебора запрыгала на кровати, хлопая в ладоши, и схватила другую страницу медицинских записей.

«Читай эту!»

Запись от 6 февраля 1951 года. «Примерно спустя неделю после ее первого визита в больницу с раком шейки матки, — сказала я. — Она просыпается от анестезии после биопсии. Написано, что чувствует себя хорошо».

Следующие несколько часов Дебора доставала мне из кучи документы для чтения и сортировки. В какой-то момент она взвизгнула от радости из-за факта, который я обнаружила, потом паниковала из-за другого, который ей не понравился, или из-за того, что увидела, как я держу страницу медицинских записей ее матери. Каждый раз, начиная паниковать, она хлопала по кровати и спрашивала: «Где отчет о вскрытии моей сестры?» или «О, нет, куда я сунула ключ от своего номера?»