Геннадий Пожидаев - Страна симфония

Опера показалась мне прекрасной. Она переполнена музыкой. И хотя такое утверждение звучит несколько странно, это именно так: «Катерина Измайлова» представилась мне оперой-симфонией. И может быть, поэтому я говорю о ней в этой книге, посвященной симфонической музыке.

Одно из главных действующих лиц оперы — оркестр. Если попробовать, например, выделить в самостоятельный цикл увертюры-вступления перед третьей, пятой и восьмой картинами, то они составят законченную трехчастную лирическую симфонию, в которой слышатся раздумья художника, подобные яркой авторской речи в произведениях Гоголя или Толстого. И эти три части своеобразной симфонии имеют ясное, видимое содержание.

Но, конечно, их нельзя отрывать от оперы.

Авторская мысль сразу бросается в глаза и привлекает к себе внимание. Она чувствуется даже в последнем аккорде.

Вспомним, чем кончается опера. Только что перед нашими глазами завершилась страшная драма. Рухнул гигантский замок, возведенный человеком, — его любовь. Катерина Измайлова увлекла за собой в свинцовые волны реки ненавистную соперницу. Ей изменил человек, ради которого она пошла на преступление… Уходят каторжане. Тихо звучит песня о безотрадной жизни осужденных на каторгу. Песня стихает, пустеет сцена. Наступает глубокая печальная тишина, словно тяжелый камень ложится на душу, потрясенную всем увиденным.

И в этот момент в оркестре рождается тихий, ясный аккорд. Он, казалось бы, должен так же тихо растаять в воздухе, заключая оперу и не нарушая духа последней скорбной картины.

Такая концовка была бы логична. Но что это? Звук начинает усиливаться. Он разрастается, разрастается. Вот уже оркестр гремит так, что, кажется, крикни, не услышишь себя, — на пределе звучания всех инструментов. Этот обвал звуков потрясает неожиданностью и силой. Как будто композитор, превозмогая чудовищный сон, поднимается сам и поднимает нас из этой бездны. Этот аккорд, словно сконцентрированный сгусток времени, стремительно разворачиваясь, переносит нас из прошлого в настоящее. И когда он оборвался, словно громадный груз спал с плеч.

А мрачная безысходность прошлого наступала на нас со сцены такой глухой стеной, что, будь это просто драма без музыки, от спектакля осталось бы тягостное впечатление. Но музыка «даже в самых ужасных драматических положениях» остается музыкой. Она совершенна. Она пробуждает в душе чувство прекрасного. Вспомните момент, когда из черного провала дверей в глубине сцены появляются полицейские, чтобы арестовать преступников в разгар свадьбы. Приближается возмездие! Какое страшное нарастание в музыке! Потрясающее шествие, леденящее душу ужасом и… восторгом. Да, музыкальным восторгом!

А как удивительно ярко высказывает композитор свое отношение к персонажам оперы! Две такие сцены особенно врезались мне в память: хор полицейских — сатирический гротеск, где звучит песня о взятке, которую стало трудно брать «бедным» блюстителям порядка. В нелепейшем в такой ситуации вальсово-романсовом духе полицейские по-собачьи подвывают запевале — квартальному, приплясывая, стучат коваными сапогами и бренчат саблями.

Очень живо перед глазами стоит и другая сцена. Умирает отравленный Катериной свекор. Зовут попа. Свекор жалуется попу, что помирает «неспроста». Поп поддерживает Катерину: бывает, что и от грибков помирают, и вспоминает, что об этом сказал еще Николай Васильевич Гоголь, и тут же чуть не пускается в пляс, подпрыгнув на одном месте. В оркестре в этот момент неожиданно прорывается последний такт удалой разухабистой пляски. Это игривое настроение святого отца вдруг помимо его воли вырвалось наружу. И, с явным сожалением подавив приступ веселья, он решает, что «панихидку не мешает отслужить». Удивительная, полная сарказма сцена.

По-новому прочитана композитором лесковская «Леди Макбет Мценского уезда».

Преступление Катерины Измайловой — это прежде всего следствие другого преступления: преступно самодержавие, унижающее и попирающее человеческое достоинство. Поэтому столь музыкальна и человечна характеристика Катерины, ее всепоглощающей любви. Появление Катерины Измайловой, ее монологи почти всегда сопровождают скрипки или виолончели.

Совсем по-иному характеризует композитор образы других персонажей оперы. Вот свекор. Его появлению на сцене сопутствует мрачный и даже зловещий голос фагота. Неизменно холоден оркестр в присутствии Сергея. И в этом — отражение внутреннего мира героев и отношение к ним автора.

Очень впечатляет попытка композитора показать в музыке смысл протекающих событий и свое отношение ко всему, что происходит на сцене. Вспомните свадьбу. Внешнее веселье гостей, и никакой радости в музыке, как нет ее в душе молодоженов. Катерина (после совершенного преступления) обращается к Сергею со словами «Теперь ты мой муж!». А в музыке в этот момент — холод и тоска.

Можно было бы много еще говорить по поводу оперы «Катерина Измайлова», так необычны и выразительны ее музыкальные образы и картины. Но самое главное, что остается в душе, — это благодарность композитору, сумевшему так глубоко по-человечески рассказать старую страшную сказку — иначе ее не хочется называть, — в которой зло убивает само себя, а в душе нашей продолжает с новой силой звучать вечный голос любви к жизни, к свету.

В октябре 1926 года Сергей Прокофьев завел альбом, который назвал: «Что вы думаете о солнце?» На эту своеобразную анкету из одного вопроса отвечали друзья и знакомые композитора. В альбоме сорок восемь ответов, в том числе записи Пришвина, Шаляпина, Мясковского, Глиэра, Маяковского…

Маяковский, например, вписал в альбом отрывок из поэмы «Облако в штанах».

Каждый, кто писал в альбом, полушутливо состязался в оригинальности с другими, но неизменно вкладывал в запись и долю своей жизненной философии, философии художника.

Зачем завел этот альбом Прокофьев? Он даже вскоре забыл о нем. Но для меня существование альбома оказалось неожиданным и счастливым открытием и дало хороший повод к началу разговора о творчестве композитора.

Что думал о солнце сам Прокофьев? Что бы он вписал в альбом, если бы его попросили это сделать? Давайте подумаем вместе.

Надо сказать, раньше я не интересовался творчеством Прокофьева. Но как-то на концерте я услышал марш из оперы «Любовь к трем апельсинам». Необычная музыка заинтересовала меня. Мелодия оригинальна, будто выколота иголками, такие острые, короткие нотки.