Геннадий Пожидаев - Страна симфония

Пожидаев не претендует на музыковедческий разбор произведений, о которых пишет. И тем не менее каждым своим очерком он вносит что-то новое в опыт, накопленный нашим музыковедением. Иной раз это новое поражает удивительным сочетанием смелости и необычайной простоты. Это относится, например, к мыслям Пожидаева о жизненном содержании 3-й части Шестой симфонии Чайковского и его же «Итальянском каприччио», о медленной части Пятой симфонии. Так проникновенно, по-моему, никогда еще не были рассмотрены эти произведения.

Музыкальный опыт самого Геннадия Пожидаева, вся его «музыкальная биография» убедительнейшим образом опровергают распространенный, но абсолютно ложный взгляд, будто серьезную, особенно симфоническую музыку способен понять лишь человек, имеющий специальное музыкальное образование. С каждой страницы, написанной рукой Пожидаева, звучит горячий протест против этого предрассудка. «Не верьте! Настоящая музыка пишется не для специалистов! Она существует для нас с вами, для каждого, кто ее полюбит! А полюбить должны все!» — именно так можно охарактеризовать основную мысль автора этих очерков. Геннадий Пожидаев делится своими мыслями о музыке, чувствами, рожденными музыкой, так убежденно, с таким подлинно пропагандистским жаром, что не поверить ему, не пойти за ним положительно невозможно!..

Книгу Геннадия Пожидаева по форме в известной мере можно уподобить распространенным в музыке «вариациям», когда изложенная в начале сочинения тема-мелодия претерпевает затем различные видоизменения (варьируется), раскрывается каждый раз с какой-нибудь новой стороны, иногда становясь почти неузнаваемой, но в каждом своем новом облике утверждая основную идею сочинения.

Основная «тема-мелодия» книги Геннадия Пожидаева изложена им, в сущности, уже в первых фразах: «Симфоническую музыку называют царицей музыки. За что же ее так возвеличили? Наверное, не зря». И как вторая грань этой темы: «…Понимание серьезной музыки удел не только профессиональных музыкантов, мир прекрасного доступен каждому…» И вслед за тем возникает ряд разнообразных «вариаций», одновременно как бы разъясняющих эту исходную мысль, утверждающих, доказывающих ее.

Геннадий Пожидаев в немногих словах, но вполне ясно раскрывает свое отношение к волнующей умы молодежи проблеме легкой и серьезной музыки. Отношение это разумное, такое, каким, по моему глубокому убеждению, оно и должно быть у каждого человека: любовь к легкой музыке, потребность в ней так же естественна в человеке, как любовь к шутке и улыбке, потребность в отдыхе, в танце; но тот, кто весь свой музыкальный мир хочет ограничить легкой музыкой, тот безмерно обедняет себя, и такого человека никто никогда не назовет человеком богатого духовного мира, никто никогда не поставит его в пример молодежи.

Вот почему, любя сам и легкую музыку, понимая ее место и роль в духовной жизни человека, Геннадий Пожидаев все же прежде всего стремится увлечь своих сверстников — нашу молодежь — интересом к серьезной музыке.

Соприкоснувшись с миром серьезной музыки, Пожидаев понял и почувствовал, что соприкоснулся с огромным духовным богатством. И он страстно захотел, чтобы это богатство увидело как можно больше людей. Из этого желания и родился музыкальный писатель Геннадий Пожидаев, если и не сменивший инженер-капитана Пожидаева, то, во всяком случае, ставший рядом с ним.

А мне, человеку, посвятившему музыке всю свою жизнь, хочется от всей души поддержать Геннадия Пожидаева и сказать молодым читателям его книги: «Поверьте, музыка создана для всех. Создана она и для вас. И она принесет вам много, очень много радости. Вам надо только захотеть — и пойти ей навстречу!..»

Дм. Кабалевский

Симфоническую музыку называют царицей музыки. За что же ее так возвеличили? Наверное, не зря. Было, однако, время, когда эта истина не казалась мне очевидной. Любя песни, я не любил симфонической музыки. Она представлялась мне однообразной, непонятной и быстро утомляла. Может быть, потому, что раньше я никогда не дослушивал симфоническое произведение до конца, а может, и попадалось не самое интересное.

Я хочу рассказать, как произошел перелом в моем отношении к симфонической музыке.

Это было в 1951 году. Я учился тогда под Москвой, в десятом классе Воскресенской средней школы. Однажды наш классный руководитель Софья Константиновна поручила мне сделать доклад о Чайковском. Готовясь к нему, я читал биографию композитора и здесь впервые встретился с упоминанием о Шестой симфонии. В книге говорилось, что симфония имела программу, которую автор никому не хотел раскрыть. Это запомнилось, хотя и не произвело на меня большого впечатления.

Вскоре я услышал Шестую симфонию по радио. В ней было много хороших мелодий. Понравились яркие контрасты частей. Финал был грустным, третья часть показалась бодрым маршем. Удивил своей необычностью вальс из второй части. Я попробовал мысленно под него танцевать и сразу же сбился. Оказывается, это был не обычный трехдольный вальс, а что-то вроде вальса со сложным пятидольным размером.

Первая часть симфонии обрушилась на меня морем звуков, но внимание задержалось на одном «островке»: волнующей своей теплотой мелодии побочной партии. Что-то роднило этот мотив с песней, а песня была мне близка.

Итак, я, к своей радости, нашел в симфонии и песню, и вальс, и марш, и грустную пьесу — все, что до этого знал и любил в музыке. Но сама симфония, по существу, прошла мимо меня. Образно говоря, это был спектакль, в котором я только познакомился с основными действующими лицами, а самого действия не понял.

Конечно, ни о какой разгадке содержания Шестой симфонии не могло быть и речи. Я не чувствовал внутреннего движения ее музыкальных тем, их непрерывного развития. Просто мне нравились отдельные места симфонии, ради которых я ее и слушал.

Так продолжалось до тех пор, пока я не обратил внимания на то, что полюбившаяся мне мелодия из первой части не так ярко звучит одна, без предшествующей подготовки — тревожных и беспокойных интонаций оркестра, а ее второе появление особенно волнует меня после грозного и мятежного настроения срединной части.

Я почувствовал, что это не случайность, что все здесь связано между собой какой-то мыслью автора. Какой же? Что выражает эта светлая мелодия? Какие силы противостоят ей? За ответом я обратился к Чайковскому, стал читать о нем. Это и было началом дороги, которая повела меня в загадочную страну — Симфонию. К сожалению, у «туриста» за спиной не было никакого багажа. Только одно желание — знать.