Игорь Дамаскин - Вожди и разведка. От Ленина до Путина

Но в своем дневнике она записала: «Почему именно я должна была пройти через этот ад?» И правда, почему?

Хрущева взволновала судьба ликвидатора Троцкого Рамона Меркадера.

Рамон Меркадер пробыл в заключении 19 лет 8 месяцев и 14 дней. 6 мая 1960 года его освободили. В тот же день самолетом он вылетел в Гавану, а оттуда — в Москву.

25 июня в ЦК КПСС на имя Никиты Сергеевича Хрущева была направлена записка КГБ с предложениями о награждении Меркадера, предоставлении ему гражданства СССР и решении вопросов материально-финансового обеспечения.

Известен отзыв Хрущева, ознакомившегося с запиской:

— Построение коммунизма — дело ближайшего будущего, но ваг этот товарищ достоин жить при коммунизме сегодня же.

30 июня был подписан закрытый указ Президиума Верховного Совета СССР: «За выполнение спецзадания и проявленные при этом героизм и мужество, присвоить товарищу Лопесу Рамону Ивановичу Звание Героя Советского Союза с вручением ему ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

В СССР Меркадер прожил до 1974 года. Став пенсионером КГБ, получил в Москве 4-комнатную квартиру. В октябре выехал на постоянное место жительства в Гавану, куда годом раньше перебралась его жена Рокелия с двумя приемными детьми. Умер 18 октября 1978 года. По воле покойного урна с его прахом захоронена в Москве.

Арест Судоплатова, Эйтингона, Макляренко и многих других руководителей советской разведывательно-диверсионной службы последовал за падением Берии. Началась жестокая чистка. В лучшем случае многих его бывших соратников снимали с постов и отправляли в отставку, в худшем сажали в тюрьму, лишали орденов и воинских званий. Однако, как известно, Хрущев и его окружение, обвинявшие сталинские спецслужбы в диверсионной и террористической деятельности, не сразу отказались от тех же методов по отношению к врагам, живущим за границей.

Когда в октябре 1964 года Хрущева отстранили от власти, появилась надежда на пересмотр дела Судоплатова. К 20-летию Победы группа чекистов подписала письмо в его защиту. В нем приводили факты о невиновности Н.А. Судоплатова, и, наоборот, свидетельствующие, что дело от начала до конца сфальсифицировано.

На письма чекистов Л.И. Брежнев наложил резолюцию: «Не суйтесь не в свои дела».

Аналогичное письмо в адрес XXIII съезда КПСС направили 32 видных чекиста весной 1966 года. Оно было поддержано Отделом административных органов ЦК КПСС. Но по инициативе Председателя Президиума Верховного Совета СССР М.В. Подгорного ходатайство было отклонено.

Надо сказать, что Хрущев не всегда с достаточной осторожностью относился к безопасности наших нелегалов.

Однажды на пресс-конференции американский журналист Шапиро заметил: «Мое секретное оружие — авторучка».

Хрущев тут же отозвался: «А у меня секретное оружие — язык».

После этого он рассказал корреспондентам байку о том, как, будучи почетным гостем в Казахстане, делил голову барана и предлагал гостям отрезанные части. Когда академик Лаврентьев попросил мозги, Хрущев воскликнул: «Это академику нужны мозги, а я, Председатель Совета Министров, и без мозгов проживу».

Журналисты по достоинству оценили юмор Никиты. Но беда в том, что язык зачастую заменял ему мозги.

Так случилось, когда в одном из выступлений он дословно зачитал полученные из Ирана донесение внешней разведки. Его выступление явило эффект разорвавшейся бомбы. Власти и спецслужбы Ирана быстро выявили автора зачитанного материала. В результате огромные потери понесла советская разведывательная сеть в Иране. Несколько человек было казнено, многие на долгие годы оказались за решеткой. Поэтому руководство ПГУ с осторожностью направляло в адрес Хрущева особо секретную острую разведывательную информацию, опасаясь, что он иногда использует ее в ходе переговоров с западными лидерами, что могло привести и приводило, как видно из упомянутого выше случая, к провалам наших ценных источников.

Как вообще Хрущев относился к сообщениям разведки? Бывший начальник 5-го идеологического Управления КГБ Бобков вспоминает: «Вскоре (после назначения Хрущева. — И.Д.) я почувствовал, что очень важные, на мой взгляд, материалы никого в верхних эшелонах власти не интересуют. Однако если выступал Хрущев, мы буквально сбивались с ног, старясь получить от дипломатов и иностранных корреспондентов отзывы на эти речи. Это был заказ номер один. Притом нам ясно давали понять, что далеко не всякие отклики нужны, а лишь те, которые импонируют главе государства».

Хочу поделиться собственным опытом. Практика сбора подобной информации существовала не только при Хрущеве, но и при Брежневе, Андропове и Горбачеве. Дальше не знаю, не служил. Понимая, что этой информации грош цена, далеко не все разведчики «сбивались с ног», чтобы заполучить ее.

Они общались с определенным кругом людей, мнение которых по всем политическим проблемам примерно знали и вкладывали в их уста те слова, которые от них можно было ждать. Иногда использовали то, что уже напечатано. А иногда, не имея возможности высказать личную позицию по тому или иному вопросу, излагали ее под видом «отклика». Я знаю множество таких случаев. Сошлюсь на свой пример.

С самого начала я был настроен резко против вторжения наших войск в Афганистан. Не по каким-либо идейным или гуманным соображениям. Просто я изучал военную историю и географию и понимал всю бессмысленность и безнадежность этой авантюры. Искренне хотелось обоснованно довести эту точку зрения да начальства. И я, каюсь, вложил ее в «отклик» одного из корреспондентов, доброжелательного относившегося к нам. Конечно, никакого эффекта от этого не было, но все же…

При сборе такой информации дело иногда доходило до анекдотов. По всему ПГУ рассказывали такую историю: в представительство КГБ при МВД Польши прибыл Крючков, в плане которого была и встреча с начальником польской разведки. Руководитель представительства дал команду собрать мнения об этой встрече офицеров польской разведки, с которыми поддерживались официальные отношения. Вечером в представительство прибегает запыхавшийся товарищ М., который весь день собирал эту информацию и спешит доложить ее. Его не стали удерживать. Он «ворвался» в кабинет представителя, где в это время тот беседовал с Крючковым и сходу стал докладывать об откликах, причем, конечно, только положительных. Его, не перебивая, внимательно выслушали, после чего представитель сказал: «Товарищ М., все это очень интересно. Но встреча не состоялась, она перенесена на завтра».

Самое забавное в этой истории то, что М. не только не был уволен из разведки, но даже не был отозван и, благополучно дослужив в Варшаве до конца командировки, потом долго работал в Центре.