Владимир Пономарев - Тайны Царских Династий Мира. Фараоны - сыновья Солнца

Римляне могли проявить сочувствие к египетской царице и таким образом испортить весь триумф. Кроме того, она была матерью сына самого Юлия Цезаря. Уже в то время Октавиан думал об императорской короне. Ему крайне были необходимы египетские богатства и поддержка египтян. Однако об их поддержке можно было забыть, если бы египетскую царицу, воплощение богини Изиды ?позорно провели в цепях по улицам Рима. Естественно, Октавиан хотел убрать Клеопатру со своего пути. Точно так же он желал убрать и Цезариона, который обладал правами как на Рим, так и на Александрию. Сын Клеопатры и Цезаря представлял для Октавиана очень серьезную опасность. Его ни в коем случае нельзя было оставлять в живых.

Проще простого было выдать убийство Клеопатры за самоубийство. Ведь именно победитель решал, кто может видеться с царицей, решал, что та может пить и есть. Единственный отчет о смерти Клеопатры принадлежал перу Октавиана (или его покорных приближенных).

В этом плане история с посмертной запиской царицы говорила о благородстве Октавиана. Прочитав это предсмертное послание, он сделал попытку спасти Клеопатру и послал к ней своих людей.

«Октавиан поступил очень умно, — считает Пэт Браун. — Он сделал все, чтобы никто не мог заподозрить его в смерти царицы».

Версия убийства делает понятными многие несуразности и нестыковки. Например, смерть служанок. В Древнем Египте служанки не убивали себя вместе со своими хозяйками. Почему же Ирада и Хармион выбрали себе такую страшную смерть? Ведь чтобы спастись, им необходимо было лишь постучать в дверь. Ответ банально прост. Служанки стали свидетельницами убийства и посему должны были умереть.

Из рассказа Плутарха следует, что покончил с собой и слуга Антония. Он также мог видеть убийство своего господина и поплатиться за это собственной смертью. Да и смертельную рану в живот Антония мог нанести не он сам, а наемные убийцы Октавиана. Потом они могли перенести тело в мавзолей, чтобы убедить царицу, что у нее не осталось никакой надежды на спасение. Зачем же Октавиану были нужны такие тягостные хлопоты, если он решил убить царицу? Очевидно, он хотел у нее что-то выведать: например, где Цезарион?

Между Октавианом и его главной целью в жизни — титулом императора — стояли три человека: Антоний, Клеопатра и Цезарион. Все они должны были умереть.

Октавиану не чуждо было желание опорочить, очернить своих врагов. Пропагандистскую кампанию он начал еще при жизни Антония и Клеопатры. Римляне быстро забыли о ратных подвигах Марка Антония и стали относиться к нему как к человеку, который попал под каблук египетской распутницы и стал врагом Рима. Октавиан жестоко оскорбил соперника, объявив войну лишь Клеопатре, словно Антоний был у нее на содержании. После смерти Антония и Клеопатры римские карикатуристы изображали их в виде собак, совокупляющихся на барже…

Официальная пропагандистская машина в ответе и за версию происшедших в Александрии событий… Эта версия стала нам известна благодаря Плутарху. Единственными свидетелями смерти Антония, Клеопатры и их слуг были люди Октавиана. Именно они и «нашли» на руке мертвой царицы два еле заметных пятнышка «от укуса змеи».

Нам неизвестно, какими источниками информации обладал Плутарх, однако три момента в его повествовании очевидны. Во-первых, он приукрасил рассказ с помощью своего воображения. Во-вторых, использовал факты, которые не мог проверить. В-третьих, версия Плутарха — калька первоисточника и носит явно выраженный проримский характер.

Октавиан устроил себе пышный триумф. Вместо египетской царицы по торжествующим улицам Вечного города несли ее изображение со змеей, которая впилась ей в руку.

Однако Плутарх, несмотря ни на что, в первую очередь был настоящим историком. Поэтому он и написал в конце своего повествования о Клеопатре: «Всю правду об этом деле не знает никто».

«Существовать, но быть невидимым» (лат. Esse non videri) — так звучал девиз секретной службы Римской империи. Ее основы были заложены первым римским императором Августом и его женой Ливией.

Август прекрасно помнил, что его великий дядя Гай Юлий Цезарь погиб от рук заговорщиков. Чтобы узнать, не замышляет ли кто против него недоброе, Август проявлял изобретательность, достойную зависти. «Даже друзья, — писал о нем римский историк Светоний, — не отрицали того, что он соблазнял чужих жен. Они оправдывали его тем, что делал он это якобы не по склонности к сладострастию, а из желания через женщин узнать мысли их мужей, любовников, родных и знакомых». Трудно предположить, что все они были так уж соблазнительны. Тем похвальнее преданность императора делам государства. Если Август «хотел заниматься тайно или без помехи», для этого у него была особая верхняя комната, которую он называл своими Сиракузами и мастеровушкой.

На коварную интригу с отравлением Август лично не мог пойти, он работал совершенно другими методами. Верной помощницей во всех делах была жена Августа — Ливия Друзилла.

…Семнадцатилетняя Ливия спала со своим любовником у статуи бога плодородия Приапа, когда на сладострастную парочку наткнулись носильщики Августа. Ливия была на сносях, но даже беременность не лишала ее красоты и очарования. Август был покорен ее прелестями и вынудил Ливию бросить мужа. Сам, ни минуты не колеблясь, немедленно развелся со своей женой Скрибонией. Дочь Юлия осталась у отца.

Ливия оказалась столь энергичной, что быстро подчинила себе Августа. Говорили, что она оказывала на своего мужа своеобразное магическое воздействие. Август боялся быть с ней мужчиной, чего не случалось у него в отношениях с другими женщинами.

Всемогущий Август относился к Ливии с величайшим почтением. Светоний писал, что он, прежде чем беседовать с Ливией о каких-либо важных делах, записывал свои мысли на бумагу и потом, при разговоре, старался держаться этих записей, дабы случайно не сказать слишком много или слишком мало.

Император Калигула, правнук Ливии, помня о ее уме и необычайной хитрости, назвал свою прабабку «Одиссеем в женском одеянии».

Ливия делала все, чтобы удержать мужа. Даже красавиц-сириек, с которыми больше всего любил забавляться Август, она подсылала к нему так незаметно, что Август поначалу и не знал, кто это делает. Ливия совершала это не только ради семьи. Она любила власть и горела желанием передать ее своим сыновьям. От первого брака у нее были два сына: Тиберий и Друз. Недаром Тацит называл императрицу «матерью, опасной для государства, и злой мачехой для семьи Цезарей». Вдумайтесь в эти слова — «…злой мачехой для семьи Цезарей». А ведь в семью Цезарей входила и семья Клеопатры.

Не без участия Ливии умерли в юном возрасте усыновленные Августом племянник Марцел и двое внуков. Ливия все уши прожужжала Августу о непомерных буйствах Агриппы. Дед, потворствуя жене, сослал внука на остров в Тирренском море. После смерти Августа Агриппу Постума тотчас же убили. Ливия расчищала, и очень энергично, путь наверх, к трону, своему сыну Тиберию.