Борис Головкин - По дедовским рецептам

Еще одно применение древесины липы — гвозди. Есть такая загадка: «Сам дубовый, пояс вязовый, нос липовый». Подскажу и разгадку: это дубовый бочонок, обручи на нем из вязовых ветвей, гвозди — липовые. Они хорошо и прочно сидят в разных материалах, в том числе в древесине и в коже, и не ржавеют, как металлические. Недаром эти гвозди были широко в ходу у сапожников. В сырую погоду липовая древесина разбухала и еще крепче держалась в коже.

Однако наибольшую популярность завоевала не древесина липы, а ее лыко (луб). Липовое лыко дало основу для двух старорусских промыслов — мочального и лаптевого. Остановиться на них стоит подробнее потому, что именно эти промыслы существенно повлияли на состояние наших лесов, о чем еще будет сказано в главе» Лапти и охрана природы».

Слово «мочало», как объясняет этимологический словарь, произошло от древнерусского «мъчати», что значит «разбирать на волокна». Действительно, твердый липовый луб, идущий на приготовление мочал, сначала отделяют от луба мягкого. Это, прежде всего, материал для плетения рогож. А дальше из плетеных рогож делали кули для сыпучих продуктов, паруса речных барок, циновки на попы, укрытия от дождя. Редкие рогожи заменяли собой сети для ловли рыбы, птиц и зверей. Существовали даже рогожные одеяла. Кстати, рогожи были одной из доходных статей российского экспорта. Еще в XIX веке за границу вывозилось их ежегодно на несколько сот тысяч рублей. Мочало имело и другое употребление. Из него готовили швабры и кисти, веревки, канаты, упряжь для лошадей, снасти для лодок. Использовалось оно и для набивки тюфяков и мягкой мебели. Наконец, никто не обходился без обыкновенной банной мочалки.

Не менее, а может быть, и даже более известным, чем мочало, было липовое лыко — молодой луб, который снимали с 3–10-летних липок. Его тянули длинными узкими полосами, получая с одного деревца в среднем четыре лыка. Они шли на различного рода плетения: кошелки, решета, кузова для грибов, оплетку домашней глиняной посуды, лыковые веревки, вплоть до конской сбруи.

Но главное, для чего использовалось лыко, это лапти (они же лычаки или лычники) — самая массовая, самая дешевая и самая популярная старинная русская обувь.

Сейчас иной из нас, зная их лишь по музейным экспонатам, картинкам в книгах и кадрам исторических кинофильмов, и не подозревает, насколько простым и в то же время сложным был этот промысел — изготовление лаптей. Начнем с того, что лапти были не только лыковые. На них шло также мочало, и тогда такая обувка называлась мочалыжниками. Не были забыты. «лыки» от других деревьев и кустарников, особенно тех, что в изобилии встречались повсюду. Из коры ракиты готовили верзни, или ивняки, из бересты березы — берестяники. Что ни лапти — то свое название. Умельцы исхитрялись плести обувь из тонких корней, пеньковых очесов и старых веревок (крутцы или чуни), из соломы, рогоза, болотного ситника. Причем не ограничивались традиционным, так сказать, классическим фасоном. Мастера плетения могли изготовить, например, глубокие болотные сапоги.

А теперь настало время загадать новую загадку: «Стоит дерево, при нем четыре угодья: первое угодье некопаный колодезь, другое угодье — при темне свет, третье угодье — битому связь, четвертое угодье — усталому на здоровье». Кажется, не так трудно угадать столь универсальное дерево, как объяснить толком все четыре качества — угодья. Для начала скажем, что это обыкновенная белоствольная береза. А затем разберемся в угодьях. «Некопаный колодезь» — живительный, прозрачный, вкусный (какие еще эпитеты найти?) березовый сок. По вычислениям первого русского ученого агронома А.Т. Болотова, весной, в период интенсивного сокодвижения, при подсочке березы за 12–14 дней можно получить сока столько, сколько весит само дерево со всеми своими ветвями. И впрямь, некопаный колодезь!

«При темне свет» — это сейчас забытое применение древесной дранки. Березовая лучина, наравне с сосновой, — порой единственный источник света долгими зимними вечерами в крестьянских избах. При мерцании потрескивающей лучины, воткнутой в державку — светец или просто в шов между бревнами, пряли пряжу, готовили ужин, убаюкивали детей протяжной колыбельной, пели песни на посиделках. Сколько же всего связано с этой нехитрой деталью сельского быта!

Третье угодье тоже относится к далекому прошлому. «Битому связь» означает, что берестой связывали битые горшки. Дорога была посуда, отсюда и поговорка «битая посуда два века живет». Вторую жизнь ей давала береста березы.

А вот четвертое угодье популярно и сейчас, так что читатели, наверное, его уже могут назвать. Угадали? Да, действительно, это — березовые веники, непременный атрибут русской парной бани. Кстати, знатоки парной утехи и сами бани предпочитали строить липовые, ибо в них, как они утверждали, бывает приятный воздух и «легкий» пар. Парились в старину истово, поддавая пар не только водой, но иногда и кислым квасом или пивом, до границ возможного, исхлестывая себя ароматными вениками с большим азартом. Заготавливали же это четвертое угодье в начале лета, когда лист прочно держится на молодых ветвях. В бане веник размачивали в шайке с горячей водой, пока листья не станут мягкими, но не липкими. Использовали его только один раз, поэтому семья хранила на чердаке до «нового урожая» обычно не один десяток веников.

Летописец Нестор, описывая в XI веке парное действо, удивлялся: «И тако творят во все дни, ни мучимы ни чим же, но сами ся мучат: и тако творят не мытву себе, но мучение». Нет, не прав был знаменитый старец! Сколько удовольствия, не говоря уже о бодрости и здоровье, несла в себе русская баня. Наряду с березовыми, а иногда и дубовыми и иными вениками в ней употребляли различные душистые травы, которые раскладывали на полках и на полу для вящего аромата. Устилали пол и мелко нарубленным можжевельником. А, собственно, почему все это в прошедшем времени? Баня, настоящая русская баня не теряет своей популярности и сейчас, хотя и приходится ей конкурировать с модной финской сауной. Словом, как говорится, «усталому на здоровье»!

Разумеется, четырьмя угодьями полезные свойства березы не исчерпывались. «Краткая российская дендрология», изданная в 1798 году, так говорит о ней: «Береза есть нужнейшее дерево для разного употребления, по крепости своей годно на строение, но в воде не прочно». Можно добавить: древесина ее сравнительно легкая, хорошо режется, но довольно плохо колется (из нее трудно топором делать ровные дощечки). Она упруга, вязка, однако сильно коробится и трескается при высыхании.

Древесину березы мастера-тележники предпочитали другим породам, когда ладили свой не хитрый, по Гоголю, снаряд. Этим самым популярным в народе «экипажам» предстояло многие годы месить грязь осенних грунтовых дорог, пересчитывать все рытвины и ухабы российских проселков, тарахтеть по торцовым и булыжным городским мостовым. Впрочем, если быть точным, телегу сооружал не один мастер, а, как правило, несколько. Колеса делали особые специалисты — колесники, которые на станке обтачивали ступицы, затем долбили в них долотом дыры и вставляли спицы. По наружной окружности спицы замыкали сборным деревянным ободом (ободью), а позже зачастую и железным. Колеса крепили на осях — деревянных (обычно дубовых) или металлических. Передний и задний «мосты» телеги «грядки» — соединяли тонкими жердями, на которых ладили кузов, нередко плетенный из ивы или собранный из досок. Завершали телегу оглобли, связанные с передней осью металлическим креплением. Так что тут находилась работа и кузнецу.