Софья Аннина - Мэрилин Монро. Жизнь и смерть секс-символа Америки

Другим служащим Норма Джин нравилась даже чересчур.

В письме Грейс от 15 июня она сетовала: «Изо всех сил старалась получить место в военной администрации, заполняла разные нужные для этого бумаги, и все было уже на мази, но я узнала, что буду работать с целой АРМИЕЙ мужиков. Я провела там всего один день, однако в этом месте оказалось слишком много бабников, с которыми мне пришлось бы работать, а с меня хватает тех, что в Radioplane Company, и целая армия мне вовсе ни к чему. Офицер по кадровым вопросам сказал, что может принять меня на работу, но не советовал, ради моего же собственного блага. Так что я снова нахожусь в ‘‘Radioplane Company» и очень рада этому".

Норма Джин в "Radioplane Company". 1945 г.

"Бабники" теперь, похоже, одолевали миссис Догерти, которой только что исполнилось 18, на каждом шагу. В том же письме она рассказывала Грейс, что откладывает почти все заработанное на фабрике, чтобы после войны они с Джимом побыстрее могли купить свой дом.

Однако деньги, которые удалось скопить, Норма Джин потратила иначе. В октябре 1944 года она взяла отпуск и отправилась в первое в своей жизни самостоятельное путешествие.

Норма Джин навестила Бейб в Западной Вирджинии и старших Годдардов, которые теперь жили в Чикаго. Грейс нашла там работу в кинолаборатории, поскольку Док, как ни странно, так и не удосужился стать кинозвездой и разбогатеть, и вообще дела у него шли из рук вон плохо. Норма Джин оставила им немного денег и в дальнейшем всегда материально поддерживала "тетю Грейс", даже когда сама сидела на мели. Видимо, она поняла и простила то, что прежде расценивала как предательство.

Погостила Норма Джин и в Детройте — у своей единоутробной сестры Бернис, ее мужа Пэриса Миракла и дочки Моны Рей.

После нескольких лет переписки сестры впервые увидели друг друга, и, надо думать, сердца у обеих в преддверии встречи бились чаще обычного.

На вокзал Мираклы пришли всей семьей, включая сестру Пэриса Ниобу.

"Норма Джин написала мне, какая на ней будет одежда и какого цвета, — вспоминала Бернис. — Мы с Пэрисом и Ниобой вышли на перрон и стояли, ожидая, когда поезд окончательно остановится. Я спрашивала себя, кто из нас первой узнает другую, и вообще, узнаем ли мы ее. У нас не было ни малейшего шанса ее не узнать! Все пассажиры, выходящие из вагонов, выглядели совершенно обычными людьми, а затем, внезапно, появилась эта высокая великолепная девушка. Мы все сразу закричали. Ни один из пассажиров не выглядел так, как она: высокая, необыкновенно симпатичная и свежая, и, как она и писала, одетая в ярко-синий шерстяной костюм и шляпку с приколотым на полях сердечком".

Бернис и Норма Джин провели много часов, рассказывая друг другу о проведенных врозь детстве и юности, говоря об истории семьи, о их общей матери, об умершем брате, рассматривая фотографии.

Этой поездкой Норма Джин словно подводила своего рода итог предыдущей жизни, готовясь к отчаянному прыжку в жизнь новую.

По возвращении из отпуска молодую женщину перевели в другой цех, поручив работу, ничуть не более увлекательную, чем прежняя, — проверку и укладку парашютов. Однако именно за этим занятием ее застал Дэвид Коновер — фотограф, пришедший на фабрику в составе группы "моменталистов" из армейской киностудии. Группа делала короткие кино- и фотосюжеты для документальных фильмов и правительственных журналов вроде "Янки". То и другое должно было вдохновлять солдат на подвиги. А что может быть более вдохновляющим, чем хорошенькая девушка, самоотверженно выполняющая мужскую работу, пока ее отец, братья и жених сражаются на фронте!

Все женщины на фабрике были одеты одинаково — в рабочую униформу, состоящую из зеленой блузы и серого джинсового комбинезона. Но этот комбинезон так ладно подчеркивал фигуру Нормы Джин, что она выделялась из всех даже в темном углу фабричного цеха, даже будучи погружена в нудную и тягостную работу.

Дэвид заметил ее чуть раньше других. И восхищенно присвистнул. А затем его взгляд с груди девушки — первом, что привлекло внимание 25-летнего мужчины, — скользнул выше. "У нее было очень выразительное лицо, — скажет он через десятилетия, — в нем сочеталась нежная тонкость с поразительной подвижностью".

Только спустя полгода с лишним Норма Джин опишет Грейс в письме свою первую встречу с Коновером: "…меня вытащили и начали делать мои снимки… Все при этом спрашивали, где я, черт побери, пряталась раньше… Они сфотографировали меня кучу раз, отсняли в нескольких сюжетах, а некоторые пытались назначить свидание и т. п. (разумеется, я всем отказала)… Когда сеанс съемок закончился, один капрал по фамилии Дэвид Коновер сказал, что хотел бы сделать несколько моих цветных фото. У него есть фотостудия на бульваре Сансет… Он говорил, что в случае моего согласия решит с фабричным начальством все вопросы, так что я ответила "о’кей". Мне было сказано, как одеться, накраситься и т. п., и на протяжении следующих нескольких недель я ему многократно позировала… По его словам, все снимки вышли великолепно. Он добавил также, что мне любой ценой нужно стать профессиональной фотомоделью… что я прекрасно получаюсь на фотографиях и что он хотел бы сделать намного больше моих фотоснимков. Еще он рассказал, что знает множество людей, с которыми хотел бы меня познакомить…

Это ужасно милый человек, он женат, и нас связывают исключительно деловые отношения, что меня вполне устраивает. Похоже, и Джиму пришлась по душе мысль, чтобы я стала моделью, так что я довольна".

Относительно Джима она заблуждалась. Потому что возможность того, что его жена может сделать карьеру фотомодели, с самого начала была ему поперек горла. В этом он ощущал угрозу себе, и не напрасно.

"Мое будущее с Нормой Джин рухнуло в тот момент, когда армейский фотограф щелкнул затвором своего фотоаппарата. Просто тогда я еще не знал этого", — горько вздыхал потом Джеймс Догерти.

Они вправду еще этого не знал. Потому что когда он приехал домой на Рождество и Новый год, Норма Джин встретила его так тепло и радостно, будто вернулись их лучшие дни.

Гонорар от съемок она потратила на подарки мужу и тончайшее шелковое белье для себя, которое продемонстрировала Джеймсу в спальне гостиничного номера, снятого ею, чтобы они могли побыть вдвоем, без докучливых забот мамаши Догерти и прочей родни.

Иногда, предчувствуя скорую перемену участи, мы становимся особенно нежны к тем, кого неминуемо оставим в прошлом.

Коновер позднее утверждал, что у них с Нормой Джин был роман. Может быть, да, может быть, нет, — но почему бы и нет?

В любом случае, это не так уж и важно. Важно то, что с подачи Дэвида у Нормы Джин начался роман с камерой. Единственный роман, которому не суждено было увянуть и сойти на нет.