Софья Аннина - Мэрилин Монро. Жизнь и смерть секс-символа Америки

Поэтому 14 января 1954 года возле здания муниципалитета, где должна была состояться гражданская церемония, жениха с невестой поджидала толпа репортеров. Но в зал пустили только одного или двух.

Невеста не отказала себе в невинном, в общем-то, кокетстве и при заполнении бумаг убавила себе на пару лет возраст.

Все прошло очень быстро. Мэрилин в элегантном неброском костюме в воротником из меха горностая пообещала любить, уважать и утешать Джо, но не обещала слушаться его. Когда они уже стали мужем и женой, она спросила, будет ли Джо, когда она умрет, класть цветы на ее могилу каждую неделю, как это делает актер Уильям Пауэлл для своей покойной возлюбленной Джин Харлоу. Джо вздрогнул… но заверил, что, если переживет Мэрилин, непременно выполнит ее желание.

Репортеры жадно накинулись на Монро и Ди Маджио на выходе. На их вопросы Мэрилин отвечала, что хотела бы родить шестерых детей, Джо сказал, что с него хватит и одного. Неожиданно Мэрилин заявила, что намерена продолжать сниматься в кино. Джо посмотрел на нее с изумлением, обидой, гневом. И жена поспешила добавить: "Но, конечно, я хочу быть еще и хозяйкой дома".

Молодые отправились в Пасо-Роблес, приморский городок, расположенный примерно на середине пути между Сан-Франциско и Лос-Анджелесом. Джо беспокоило, достанется ли им в отеле номер с телевизором. Хозяин отеля расслышал обращенную к Мэрилин фразу Ди Маджио: ""Пам надо забыть о том, что мы оставили позади".

Для Мэрилин Монро в который раз началась "новая жизнь".

Студии "20th Century Fox", конечно, не хотелось так легко отказываться от Мэрилин Монро — возможно, самой прибыльной актрисе за всю историю Голливуда. Строптивице дали шанс одуматься. Ей предложили все-таки прибыть на съемки "Розовых колготок" 20 января. Мэрилин пренебрегла и этим предложением. Телефонные переговоры велись между Лос-Анджелесом и мотелем в окрестностях Палм-Спрингса, куда новоиспеченная чета Ди Маджио — Монро двинулась после Пасо-Роблеса.

Молодожен был по-прежнему крайне озабочен тем, сумеет ли с должным комфортом просматривать телепередачи, и в мотеле потребовал другой номер, когда увидел мутное изображение на экране телевизора в номере, предоставленном им с Мэрилин изначально.

В дальнейшем любовь Джо к телевидению станет, как ни странно, серьезной помехой для супружеской любви. И даже будет упомянута в показаниях Мэрилин на бракоразводном процессе: "Вместо того, чтобы разговаривать со мной, он все время сидел, уткнувшись в телевизор".

Были, впрочем, вещи и пострашнее. Когда в конце января Монро и Ди Маджио улетали в Японию, молодая женщина прятала правую руку под норковой накидкой. Стоявшие вблизи разглядели, что большой палец на этой руке перевязан, и на него наложена шина. Кто-то из журналистов задал участливый вопрос.

Мэрилин явственно смутилась.

"Я ушиблась, — отвечала она. — Джо свидетель. Он даже слышал, как в пальце что-то хрустнуло".

Тревожный симптом. В версию о досадной случайности можно было бы и поверить, если бы друзья Мэрилин позднее не рассказывали, что вспыльчивый супруг часто потчевал ее тумаками и затрещинами. Это, в свою очередь, можно было бы списать на привычку Монро под настроение обзванивать всех своих знакомых подряд и жаловаться на горести подлинные и мнимые. Но синяки на руках и чересчур толстый слой грима под темными очками не объяснить желанием вызвать к себе сочувствие. Мэрилин, якобы ласково, называла мужа "мой забивала", и близкие знали, что это прозвище имеет отношение не только к бейсболу.

Путешествие в Японию было не столько продолжением медового месяца, сколько деловой поездкой. О’Доул по прозвищу Лефти ("Левша"), друг и бывший тренер Ди Маджио, уговорил его участвовать в показательных бейсбольных состязаниях в Токио. Лефти тоже только что женился, и в дорогу они отправились вчетвером.

С первой же остановки на Гавайях, в аэропорту Гонолулу, стало очевидно, насколько мировая популярность Мэрилин Монро превышает популярность ее мужа. Его попросту никто не замечал. Ни репортеры, ни публика, которая выражала восторг небезопасным для жизни актрисы образом. Сметая кордоны, на летное поле устремились сотни, тысячи гавайцев. Мэрилин едва не оттерли от спутников, хватали за руки, дергали за волосы, вырвав несколько прядей. Полиция еле отбила ее от почитателей. Перепуганной кинозвезде пообещали, что жители Токио будут вести себя прилично. Но и в столице Японии толпа поклонников окружила Монро прямо у трапа. Мэрилин и Джо метнулись обратно в салон самолета и сумели ускользнуть незамеченными через багажный люк. Однако возле отеля "Империал", где обе четы забронировали себе номера, их тоже поджидала толпа — воющая и бьющая стекла. Разогнать ее не смог полицейский отряд из двухсот человек. Токийцы требовали, чтобы Мэрилин помахала им рукой с балкона. В конце концов она все-таки вышла на балкон и полураздраженно, полушутливо сказала, что любит своих поклонников, но просит их угомониться, это уже перебор. Ведь, в конце концов, она не "какой-нибудь заезжий диктатор или что-то в этом роде".

На следующий после приезда день Мэрилин сидела рядом с мужем на устроенной в его честь пресс-конференции и с тревогой наблюдала, как каменело его лицо: все взгляды и все вопросы присутствующих были обращены исключительно к ней.

Поклонники же продолжали осаждать Монро, стоило ей показаться на улице, и Джо, отчасти из-за страха за жену, отчасти ревнуя к ее славе, строго-настрого запретил Мэрилин выходить без него из отеля.

Мэрилин была раздосадована. Она скучала, слоняясь по номеру или делая вид, что следит за ходом спортивного матча (к бейсболу Монро так и осталась равнодушной). Неудивительно, что приглашение командующего штаба американских войск на Дальнем Востоке генерала Халла выступить перед солдатами в Корее заставило ее оживиться. Джо не хотел ее отпускать, но не мог и удержать насильно. Сопровождать ее он тоже не пожелал. Компанию актрисе согласилась составить Джин О’Доул, жена Лефти.

Первое свое выступление Мэрилин начала прямо в небе. Пилота вертолета, который должен был доставить ее на базу дивизии морской пехоты, она попросила опуститься как можно более низко. А затем, высунувшись так, что двум летчикам пришлось держать ее за ноги, порхала над головами восхищенных пехотинцев, рассыпая воздушные поцелуи.

Через несколько лет она скажет: "Пожалуй, я не понимала, как действую на людей, пока не побывала в Корее".

Она вызвала у военнослужащих такой же ажиотаж, как почти двумя годами раньше — у их собратьев на базе Кэмп-Пендлтон. Только на этот раз восторженных зрителей было куда больше, и крики и свист звучали куда громче.