Борис Соколов - Коллонтай. Валькирия и блудница революции

С коммунистами к тому времени Марсель уже порвал.

Коллонтай не очень нравилось то, что она увидела в Скандинавии: "Женщины здесь, в Норвегии, дошли до того, что весят тридцать шесть кило, едят один виноград и затем из-за истощения попадают на месяц в клинику. Но в "плоской" фигуре есть вполне логический момент. Материнство в буржуазном обществе отступает на задний план. Идет, особенно в профессиональноинтеллигентской среде, ожесточенная борьба за места в конторах. Чтобы выдержать конкуренцию, женщина должна производить впечатление, что она с материнством ничего общего не имеет, что она — третий пол". Александре Михайловне явно не нравился юнисекс, который тогда делал только первые шаги.

В Стокгольм по линии Наркомвнешторга отправилась Зоя. Заехав к Александре, она сообщила, что Дыбенко не ладит с молодой женой. Валя не захотела ехать в Ташкент, где Дыбенко должен был возглавить Среднеазиатский военный округ.

В апреле 1928 года Коллонтай срочно вызвали в Москву принимать короля (падишаха) Афганистана Аманулла-хан и его супругу Сурайю, одну из немногих женщин Востока, снявших чадру. В Москве она также встретилась с наркомом внешней торговли Микояном. Тот обещал перевести Мишу из Берлина в Стокгольм и согласился купить у Норвегии 300 тыс. т трески.

В одном интервью Александра призналась в любви к Норвегии и норвежцам: "Мне очень нравится Норвегия. Норвежцы относятся к числу самых цивилизованных народов Европы. Они являются также самыми демократичными людьми, с которыми мне когда-либо приходилось встречаться. Этот народ обладает более сильной волей, чем какой-либо другой народ".

В 1929 году при посещении Москвы Коллонтай довелось побеседовать с американской журналисткой-коммунисткой Анной-Луизой Стронг. Та так передала содержание разговора в своем дневнике: "Разгул насилия в деревне. <���…> Расхождение между старыми лидерами и новым безжалостным поколением руководителей, пришедших к власти. <���…> Для меня человеческая душа — это самое главное в мире. Но мы не сможем обратиться к ней еще лет пятьдесят. Нынешнее поколение создает механизм для будущего, у них нет времени думать о высших идеалах. Тем из нас, кто мечтает о братстве, справедливости и человеческом счастье, нужно вовремя уйти со сцены, чтобы нас не столкнули с нее силой. <���…> В этом суть трагедии наших лидеров — от Троцкого до Бухарина".

На обратном пути в Осло, в Берлине, Александра встретилась с Боди и договорилась о его приезде в Норвегию. Сначала они уединились в квартире Эрики, где, как вспоминал Боди, "оставшись вдвоем, мы дали волю своим чувствам", Затем, получив трехнедельный отдых для поправления здоровья, она поселилась с любовником в отеле курортного городка Лиллехаммер, к северу от Осло. Боди переводил ее сборник статей по женскому вопросу. Она жаловалась, что стала чужой в своей стране. После этого он забрал семью из Норвегии.

В январе 1930 года Михаил Коллонтай получил назначение в Соединенные Штаты, куда отправился с женой и сыном Володей. Он работал в Амторге представителем Всесоюзного объединения "Станкоимпорт". Закупал новейшие американские станки и технологии, которые из-за кризиса стоили дешево.

Жена Михаила, Ирина Романовна Коллонтай, преподавала английский и немецкий языки в советской школе в Стокгольме, а затем в Америке. Внук Александры Михайловны, Владимир Михайлович Коллонтай, родившийся в 1927 году, со временем стал доктором экономических наук и профессором.

В 1930 году, из-за тяжелой болезни советского полпреда в Швеции Виктора Коппа, Коллонтай стала по совместительству посланником (постоянным поверенным), а после скорой смерти Коппа от рака — и полпредом в Стокгольме и вошла в состав советской делегации в Лиге Наций. Она безуспешно добивалась выдачи бывшего военного атташе Александра Александровича Соболева, ставшего невозвращенцем, в Стокгольме.

Советское полпредство в Швеции потряс скандал, когда в 1930 году второе лицо в миссии, советник Сергей Васильевич Дмитриевский, бывший эсер, стал невозвращенцем. Он отстаивал идеи "национал-коммунизма" ("национал-большевизма") и прославился тем, что в 1940 году обратился к руководителям нацистской Германии с призывом не препятствовать естественному развитию СССР в национал-социалистическое государство. Дмитриевский благополучно пережил Вторую мировую войну и умер в Стокгольме в 1964 году.

Следом за Дмитриевским в апреле 1930 года бежал и военный атташе Александр Александрович Соболев. 16 апреля он опубликовал письмо с отказом вернуться в СССР. Он заявил, что, хотя прекрасно понимает, что ему будет вынесен смертный приговор, просит не считать его больше советским гражданином.

"Те сведения служебного характера, — утверждал Соболев, — которые были мне доверены, принадлежат моей родине — России, и ради нее я буду хранить их так же свято, как и раньше, до дня моей смерти.

Ни в какую полемику вступать не стану; лишь угрозы и клевета могут вынудить меня сказать что-либо.

Если же моей жене или мне суждено стать жертвами, то общественному мнению будет известно, жертвами кого мы явились".

Как докладывал 17 апреля Сталину нарком К.Е. Ворошилов, "к своей работе Соболев всегда относился исключительно добросовестно. Оценка его работы была выше удовлетворительной, и это он знает… В основном его работа сводилась к изучению легальных материалов и обработке прессы, а также к официальным связям с представителями шведского командования. Ни шифров наших, ни агентурной сети, ни других особо секретных вопросов нашей работы Соболев не знал, так что опасность каких-либо "провалов" в связи с предательством Соболева исключена".

Состояние советской колонии в Стокгольме Коллонтай решительно не понравилось: "Картина безотрадная: работники потеряли голову. Фактически полпредство бездействует… О землячестве (парторганизации) писать не хочу. Нехорошее, нездоровое впечатление. Это уже не склока личного свойства, какая бывала и в Осло, нет, это нечто худшее: растерянность и страх. Страх, как бы в Москве не поплатиться, что недоглядели невозвращенцев. Истерические настроения, женщины плачут и клянутся в верности советской власти…"

25 апреля 1930 года Коллонтай записала в дневнике: "У нас совещание по делу Соболева с секретарем полпредства, тов. Ш., присланным из Гельсингфорса "со специальной миссией", и с секретарем Соболева, тов. Д. Тов. Ш. живо заявляет:

— Я сумею извлечь Соболева из засады, доставлю в Союз живым или трупом.

Такая постановка вопроса мне совсем не нравится. Она противоречит директиве моего шефа (Чичерина. — Б.С.), несерьезно это и чревато новыми осложнениями. Удалось установить, что Соболев вернулся на свою квартиру вместе с женой, но никого к себе не пускает.