Борис Соколов - Рихард Зорге. Джеймс Бонд советской разведки

Менерта не раз подозревали в работе на германские спецслужбы, но никаких доказательств этому найдено не было.

Зорге могло интересовать мнение Менерта как политического аналитика. Добавлю, что в Калининградском университете действует Европейский институт Клауса Менерта, как видного русиста.

Зорге много времени проводил в ресторанах с собутыльниками из числа членов немецкой колонии и прочими "нужными людьми". Пил Рихард неумеренно, порой дело доходило до потасовок. Да и по части женского пола была такая же неумеренность. Потом полиция подсчитала, что Зорге имел в Токио интимные отношения не менее чем с 40 женщинами, не считая гейш и обычных проституток. Впрочем, репутация пьяницы и бабника заодно служила неплохой маскировкой. Японской контрразведке очень трудно было подумать, что такой человек может быть резидентом иностранной разведки. Уж очень облик Зорге не вязался с традиционным обликом разведчика. По выражению одного американского историка, "женщин всегда влекло к Зорге, как мотыльков на огонь".

Генерал Уиллоуби утверждал, что у Зорге "в выражении глаз и линии рта сквозили надменность и жестокость. Он был горд и властен, сильно любил и горячо восхищался теми, чьей дружбы искал, но был безжалостен к остальным и откровенно ненавидим ими. Многие его японские коллеги по печати видели в нем типичного головореза, высокомерного нациста и избегали его. Он был горячий человек, любивший сильно выпить и привыкший часто менять своих любовниц. Известно, что за годы службы в Токио он находился в интимных отношениях примерно с 30 женщинами… И все же, несмотря на увлечение женщинами, запойное пьянство и тяжелый характер, он ни разу не выдал себя". В докладе ГРУ, подготовленным М.И. Сироткиным, слова американского генерала названы "довольно образной и меткой характеристикой", причем утверждается, что это — "свидетельство того, что "Рамзай" сумел полностью вжиться в образ своего "второго я", надежно прикрывшись обликом высокомерного головореза-нациста… Образ жизни "Рамзая", вся система его взаимоотношений со знакомыми, коллегами, друзьями, несдержанность, высокомерие и т. п. позволяли безошибочно причислить его к разряду разнузданных представителей "высшей расы", для которых не существует обветшалых границ морали и нравственности. В атом смысле "Рамзай" добился большой удачи, надежно обеспечив себе соответствующую репутацию, вводившую в заблуждение и гестапо, и японскую контрразведку".

Думаю, что Зорге здесь нисколько не надо было вживаться во что-то ему чуждое. Подобный образ жизни был уже давно вполне органичен для Рихарда из-за природного алкоголизма и неумеренной тяги к прекрасному иолу. Разумеется, объективно, повторим еще раз, столь неумеренный образ жизни служил для него хорошей маскировкой.

Правда, у руководства Разведупра могли зародиться сомнения, "не выходил ли "Рамзай" за пределы необходимого, не преступал ли он допустимых границ и норм поведения советского разведчика-коммуниста, усиленно демонстрируя некоторые отрицательные в моральном смысле черты, свойственные нацистскому головорезу?". М.И. Синицын на него ответил так: "Речь идет, в частности, о пьянстве и беспорядочных связях с женщинами. Кроме замечания Уиллоуби, у нас нет иных, более конкретных указаний на запойное пьянство "Рамзая", Однако, склонность к злоупотреблению спиртными напитками, бесспорно, была одной из слабостей "Рамзая", проявившейся в первые же месяцы его работы еще в Шанхае, где случалось, что в пьяном виде он ввязывался в драки и скандалы в барах и ресторанах". Тут можно вспомнить и пьяную аварию на мотоцикле в 1938 году, когда Зорге направлялся к Клаузену с секретными документами и был как никогда близок к провалу. В докладе ГРУ, тем не менее, утверждалось: "Свою маскировку под убежденного нациста Зорге осуществлял с поразительной целеустремленностью, очень продуманно, не переигрывая". Это вывод звучит просто пародийно. Даже если выпивку можно отнести на то огромное нервное напряжение, в котором жил Зорге, то донжуанские похождения очень трудно списать на расстроенные нервы. Замечу, что очень многие не отказались бы так "маскироваться", как это делал Зорге (разумеется, без трагического финала).

Один немецкий дипломат так отозвался о Зорге: "Распутный повеса и авантюрист с блестящим умом и непоколебимым самомнением". "Рамзай" имел славу первого донжуана в Токио.

Друг Зорге, немецкий дипломат принц Урах, вспоминал: "Выпивая, он проходил все состояния пьяницы: экзальтированность, слезливую униженность, агрессивность, паранойю и мегаломанию, делириум (по-русски — белая горячка. — Б.С.), ступор и серое одиночество похмелья, которое можно было разогнать лишь новой порцией алкоголя".

В пьяном состоянии Зорге часто был агрессивен, нередко вступал в драки, но даже на грани беспамятства никогда не говорил лишнего о своей разведывательной работе. Контрразведчик Ивар Лисснер решил как-то раз проверить Рихарда на предмет знания русского языка: "Однажды я принес русскую газету и положил ему на стол. Русским я владел свободно. "Прочтите это!" — сказал я. Зорге уже успел выпить добрых пятнадцать порций виски. "Прочесть это? Да надо быть не в своем уме!" — и от его хохота, как обычно, стены заходили ходуном".

Зорге получал от Эйгена Отта информацию по японским вооруженным силам и японо-германскому сотрудничеству, а также по Германии, а сам предоставлял ему ту информацию о внешней и внутренней политике Японии, которую получал от Одзаки и других японских членов своей группы. Эта информация была по сути инсайдерской, исходила непосредственно из правительственных кругов. Поэтому подсказанные Зорге и данные Оттом прогнозы часто сбывались, что повышало его реноме в Берлине и способствовало карьере.

Весной 1934 года сотрудник осакского отделения галеты "Асахи" Ходзуми Одзаки получил визитную карточку некоего Канити Минами (псевдоним Иотоку Мияги). Тот сказал, что некий иностранец, с которым Одзаки был хорошо знаком в Шанхае, хочет с ним встретиться. По ходу разговора Одзаки понял, что речь идет о Зорге, и с радостью согласился. Вечером они встретились.

Возвратившись из Шанхая в 1933 году, Одзаки жил в Осаке и работал в иностранном отделе редакции газеты "Осака Асахи" и в институте социальных проблем "Охара".

Зорге считал, что тогдашний немецкий посол в Японии доктор Герберт фон Дирксен, позднее ставший последним послом довоенной Германии в Лондоне, был весьма расположен к доверительным беседам с ним. Но, возможно, Рихард преувеличивал свое влияние на посла. В послевоенных мемуарах Дирксен о Зорге не упомянул ни единого слова.

Рихард Зорге в 1940-е гг.