Николай Смирнов—Сокольский - Рассказы о книгах

Экземпляр первого издания «Ревизора» с дарственной надписью Гоголя Николаю Осиповичу Дюру, как говорят книголюбы, «девственного» вида, и, кроме надписи Гоголя, никаких пометок — штемпелей или экслибрисов прежних владельцев — не имеет. В первых числах марта того же года Дюр обращается к Лисенкову: «Почтеннейший Иван Тимофеевич! С чувствительной благодарностью возвращаю вам ваши книги и прошу, с чувством умиления, прислать мне «Живописное обозрение» последний нумер и «Сына отечества» или «Библиотеку для чтения», т. е. запаса праздник, чем премного обяжете вашего Николая Дюра». Наконец, 10 марта, рукой, по–видимому, едва держащей карандаш, Дюр пишет Лисенкову: «Голубчик! Пришлите мне что–нибудь, хоть «Сына отечества», за генварь или февраль, да еще одожите календарь на нынешний год. Не могу писать — сил нет! Николай Дюр».

Экземпляр «Ревизора» с дарственной надписью Гоголя Дюру уступил мне, примерно, в тридцатых годах, мой друг, ленинградский антиквар И. С. Наумов. Надо сказать, что расстался он с этой примечательной книгой не легко. Во всяком случае, материальная сторона здесь не играла абсолютно никакой роли.

«Театральный альбом» 1842–1843 годов — неуловимая мечта каждого собирателя книг «по театру» — прежде всего, действительно замечательное, и не только для своего времени, издание 1.

Большие тетради, размером в лист (ин–фолио), судя по предисловию, должны были быть изданными в количестве шести, и в каждой из них «в превосходной обертке, с отпечатанными золотом надписью и очерками прелестной группы фигур», должно было находиться: «А) Два портрета, с отдельными к ним биографическими очерками. — Б) Один лист со сценами и особенное при нем описание. — В) Нот от 10 до 15 страниц, с цветными орнаментными бордюрами. Независимо от сего, к некоторым тетрадям приложены: Г) Рисунки декораций и Д) Новые неизданные романсы и танцы композиторов, любимых публикой»2.

Эти тетради намечено было выпускать с литографиями черными и раскрашенными от руки, по цене три и пять рублей за тетрадь.

Имена художников, писавших для альбома портреты артистов и сцены из спектаклей, говорили сами за себя. Это были Василий Тимм, Александр Гау, Карл Шрейнцер, Е. Житнев. Должны были участвовать Карл Брюллов и П. Васин. Рисовал на камне Г. Шмидт, литографировал К. Поль.

Из литераторов участвовали Н. Некрасов (под псевдонимом Н. Перепельский), Федор Кони, В. Строев, Р. Зотов и Александр Башуцкий.

Последний, не называя имени издателя альбома (почему–то это держалось в секрете), нисколько не преувеличивал, говоря в предисловии, что «кто хоть немного знает, что значит у нас предпринять художественное, подобного рода издание, при требовании от него возможного совершенства, а не принимая безразлично и беспонятно все, что вам думает дать рисовальщик, печатник и др. Кто понимает, скольких это требует беспокойств, досад, хлопот, чистых утрат, какого стоит времени и каких ужасных издержек, тот должен истинно подивиться и решимости издателя, и любви его к искусству, и терпению, с которыми он, через все препятствия вел свое дело три года. Одни оригинальные портреты, написанные нарочно акварелью, составляют коллекцию, в полном смысле драгоценную».ные спектакли «Озеро волшебниц», «Морской разбойник», «Тень», драма «Велизарий» — как бы оживают перед глазами.

Эти портреты и в напечатанном виде, особенно раскрашенные от руки, остались настоящими произведениями искусства. Портреты популярных артистов того времени — Луизы Мейер, Ольги Шлейфохт, К. В.Гриневой, Н. В.Самойловой, Карла Лашука, Е. Я.Андрияновой, Т. П.Смирновой, Луи Маурера и других, — великолепно исполнены и художниками и печатниками.

По несколько сцен на каждом листе (т. н. «крокады«) очаровательно сделал замечательнейший мастер Василий Тимм. Балет

К каждой тетради приложены и листы нот, окруженные художественным орнаментом. Музыка Доницетти, Адама, Обера и Келлера, Мауера переложена для фортепиано К. Лядовым, К. Мейером и другими.

В целом, «Театральный альбом» 1842–43 года — выдающееся произведение печатного станка, повторяю, не только для своего времени. Среди русских иллюстрированных изданий сороковых годов прошлого столетия ему по праву должно принадлежать первое место.

В. Г. Белинский в своем обзоре «Русская литература в 1842 году» отметил: «Театральный альбом» истинно великолепное издание, имеет свое значение и идет своим путем. Доселе вышло его два выпуска»3.

Казалось бы все сулило «Театральному альбому» успех, широкое распространение, которое могло бы обеспечить ему и сегодня место, может быть, редкого, но, во всяком случае, доступного документа по истории русского театра.

Этого, к сожалению, не произошло.

«Театральный альбом» 1842–43 года не только прекратил свое существование на четвертой тетради и на нескольких, выпущенных уже после, отдельных листах из заготовленных следующих, но и то, что вышло — исчезло с книжного рынка.

«Театральный альбом» превратился в величайшую редкость, никем не виданную, хотя бы в приблизительно полном виде.

Дореволюционные книголюбы и библиографы окутали «Театральный альбом» легендами и вымыслами, доходившими вплоть до того, что единственный, обращавшийся среди библиофилов более или менее полный его экземпляр якобы ускорял смерть каждого его владельца. Называлась целая цепь фамилий дореволюционных собирателей — Александрова, Синицина, еще кого–то и, наконец, знаменитого П. А. Ефремова, скончавшегося, действительно, вскоре после приобретения этого «смертоносного» альбома.

Никто не учитывал, что и почтенному Петру Александровичу Ефремову, и всем предшествовавшим обладателям этого издания было по паспорту столько лет, что уже никакие «Театральные альбомы» не могли ни помочь им, ни повредить.

Всю чудовищную глупость этой, с позволения сказать, «легенды» я понимал великолепно, но когда в 1934–1935 годах, именно этот, так называемый «ефремовский» экземпляр «Театрального альбома«, «плыл» мне, что называется, в руки, милейший мой старый друг, ленинградский книжник–антиквар Андрей Сергеевич Молчанов, много и бескорыстно помогавший моему собирательству, без особого труда уговорил меня воздержаться от покупки.

— Не связывайтесь с этой чумой, — говорил он; — мы с вами соберем экземпляр не хуже «ефремовского»…

Слово свое он сдержал, несмотря на то, что это было далеко не легкой задачей. «Ефремовский» экземпляр «Театрального альбома», хотя и был тоже сборным, но отличался прекрасной сохранностью и исключительной полнотой.

Полнота его была даже чрезмерна. По присущей П. А. Ефремову собирательской манере, он, пользуясь услугами очень хорошего переплетчика, пополнял принадлежащие ему экземпляры книг всякого рода портретами, рисунками, газетными вырезками и многими другими вещами, по теме хотя и имеющими отношение к данной книге, но отнюдь для нее не предназначенными. Получались, благодаря этому, весьма ценные и, иногда, очень интересные пухлые тома, никак не похожие на те, которые были выпущены в свет издателями.