Вадим Каргалов - Полководцы XVII в

20 июля из степи вдруг показалась большая конная орда. Барабанщики в русском лагере под Азовом ударили тревогу. Но пока собирались под своими полковыми знаменами солдаты, двухтысячный отряд татарской конницы с налета ворвался в лагерь, смертоносным вихрем промчался между палатками и почти без потерь вырвался обратно в степь.

Но главные силы турецко-татарского войска, насчитывавшего до двенадцати тысяч конницы и пять тысяч пехоты, русская армия встретила во всеоружии. Плотными рядами стояли солдатские и стрелецкие полки, в передовую линию выдвинули многочисленные полковые пушки. Татарскую конную лаву встретили картечью, непрерывным мушкетным огнем, и она отхлынула. Неудачными оказались и атаки турецких янычар. Дело даже не дошло до рукопашной схватки — все решил «огненный бой».

В безуспешных атаках турки и крымцы потеряли около двух тысяч человек и поспешно отступили в степь. Это оказалась единственная попытка противника помешать фортификационным работам.

Первое донесение о победе — краткую «цыдулку», посланную Шеиным из-под Азова в Москву и тут же отправленную Виниусом дальше, к царю, — Петр I получил в Амстердаме только 2 сентября — так долго шла почта в те времена. Подробный же «сеунч» боярина Шеина, поступивший в Москву 8 августа, царю доставили 9 сентября. В нем особо подчеркивалась роль артиллерии в сражении. Русские пушкари, обученные полковником Граббе, подпустив неприятеля поближе, открыли прицельный огонь картечью, чем нанесли ему огромные потери. Битва продолжалась десять часов — с раннего утра до позднего вечера. Это был не кратковременный налет, характерный для быстрой крымской конницы, а упорное полевое сражение. Чувствовалась направляющая рука опытных турецких пашей! Но все их усилия и яростные атаки янычар оказались бесполезными. Русские полки стояли непоколебимо, огрызаясь картечью и мушкетными пулями. Перед русской «стройной ратью» ярость азиатской орды оказалась бессильной…

Интересны сведения беглецов из турецкого плена. Оказывается, турки готовились к демаршу под Азов давно. Весной 1697 года к Черной Протоке, северному рукаву реки Кубани, приходил турецкий флот из тридцати четырех галер, высадил большой десант. Турки построили на Черной Протоке земляной городок с дубовым острогом, названный Алиевым. Стало понятно, откуда пришло к Азову турецко-татарское войско. Но больше турки из Алиева не выходили, сидели тихо. Более того, воевода Шеин сумел привести к покорности ногайцев и татар, кочевавших в прикубанских степях.

В том же году русские полки из Белгородского «разряда» ходили походом на Кызы-Кермен и Таван, в низовья Днепра. Оба городка были взяты, в них оставлены русские гарнизоны. Турки направили для их возвращения большую армию под командованием крымского хана и белгородского паши. Но на помощь таванскому гарнизону успели подойти два полка — стрелецкий полк Ельчанинова и казачий полк Лубенского. Таванский воевода думный дворянин Бухвостов, получив подкрепление, отклонил турецкое предложение о сдаче города, отразил несколько приступов, а 10 сентября предпринял смелую вылазку и разбил противника. Турецкая армия отступила к Очакову.

Боярин Шеин в это время находился с полками в Валуйках и внимательно следил за развитием событий. Только получив известия об отступлении турок, он направился в Москву.

Петр I сразу понял все значение Тавана, занятого русским гарнизоном: взятие Азова отняло у султана Дон, утверждение в Таване позволило бы держать под контролем устье Днепра. Разрабатывая планы военной кампании на будущий год, Петр позаботился о том, чтобы белгородский воевода Долгоруков послал туда подкрепления («людьми их доволим»). Гетману Мазепе предписывалось «плавным ходом» по Днепру занять город раньше, чем туда подойдут турки. В помощь инженеру, который занимался укреплением Тавана, был послан еще один инженер — Индрик Колцман. Глава Разрядного приказа Т. Н. Стрешнев заверял царя: «И о сем вашей милости доношу: чаять, мошно тот город Тованской и гораздо уберечь от неприятеля; и сумневатца много не изволь, потому людей не мало с нашими будет, и притить мошно в городу рано, и неприятель каков — то видели летось: мочно им отпор дать!»

Другая забота Петра — новые гавани на Азовском море. Дело это было поручено боярину А. С. Шеину, которому посланы специальные «статьи», одобрявшие выбор для гавани устье реки Миуса. По этому поводу между царем, находившимся в Голландии, и воеводой завязалась оживленная переписка. Сохранилось одно из писем Шеина:

«Мой милостивый государь, писание твое, которое писано генваря 7-го (1698 год), до меня отдано февраля в шестой день. Изволил, милость твоя, потвержать о гаване третьим письмом, что лутче на Миюсе и работы менши. Известно милости твоей, как в прежних своих писмах, так и ныне предлагаю, избрав лутчее место ко оному гавану, велим работать, чтобы нынешнея лето без труда не пропустить».

Но планам создания гавани на Азовском море тогда не суждено было сбыться. Весной 1698 года начались волнения стрельцов, и боярин А. С. Шеин, как фактический глава военного ведомства, задержался в Москве.

О восстании стрельцов в 1698 году написано много, поэтому можно ограничиться беглым изложением событий по донесению князя Ф. Ю. Ромодановского, направленному царю.

11 июня 1698 года в Разрядный приказ явились четыре капитана из четырех стрелецких полков, которые были переведены из Азова на литовскую границу. Они сообщили, что 6 июня, дойдя походом до реки Двины в Торопецком уезде, стрельцы взбунтовались, сместили своих полковников, отобрали у них знамена, пушки, всякие полковые припасы, подъемных лошадей, денежную казну. Офицеры пробовали уговорить взбунтовавшиеся полки продолжать поход в указанное место, но те категорически отказались, объявив, что пойдут только в Москву, к своим дворам и семьям. В каждом полку стрельцы выбрали «начальных людей», по четыре человека «от своей братьи», а «полковником, и подполковником, и капитаном от полков отказали».

Со знаменами и пушками взбунтовавшиеся полки двинулись по Московской дороге; тех стрельцов, которые не хотели нарушать приказ, повели с собой насильно, под караулом.

В Москве собралась Боярская Дума, которая выслушала рассказ четырех капитанов и познакомилась с письмами, присланными стрелецкими полковниками. Положение складывалось тревожное. В Москве ходили слухи, что стрельцам велела идти на столицу сама царевна Софья, заточенная в Новодевичьем монастыре (что впоследствии вполне подтвердилось). Требовались решительные военные меры, чтобы подавить мятеж.

Бояре приговорили: против мятежников идти из Москвы в войском боярину и воеводе Алексею Семеновичу Шеину. Иного выбора быть и не могло — Шеин оказался самым авторитетным и высшим по положению воеводой. Под его команду отдавались все военные силы, оказавшиеся в столице: солдатские полки, московские дворяне, включая отставных и «недорослей».