Вадим Каргалов - Полководцы XVII в

Русские воеводы надеялись, что Смоленск сдастся раньше, чем король придет ему на помощь. Для этой надежды были основания. Смоленские горожане отказались взять в руки оружие, поэтому стены крепости оборонял только польский гарнизон. От многочисленных перебежчиков Шеин знал, что хлеб в городе есть, но нет сена и соломы, начался конский падеж и осталось в кавалерии только полтораста лошадей, которых кормят печеным хлебом и дробиной. В городе нет дров — жгут деревянные крыши, лишние избы и клети. Вода в колодцах плохая, многие жители болеют и умирают от нее, а князь Соколинский, командовавший польским гарнизоном, не разрешает выходить за водой из города, опасаясь измены. Из всех городских ворот только двое остались незасыпанными — Малаховские и Днепровские, но ключи от них Соколинский хранит у себя и уже повесил несколько человек, пытавшихся перебежать в русский лагерь.

Не было, казалось бы, и большой угрозы русским станам извне, со стороны Литвы. Смоленский воевода Гонсевский бежал перед осадой в Оршу, затем, соединившись с отрядами гетмана Радзивилла, встал в селе Красном, в сорока верстах к западу от Смоленска. Гетман и беглый смоленский воевода построили острог, но предпринимать активные военные действия не решались. В середине февраля они послали несколько человек с письмами к смоленским «сидельцам» и при этом велели, если тех схватят русские, говорить, что в Красном с гетманом и воеводой шестнадцать тысяч войска, а из Литвы уже идет на помощь гетман Сапега с большой ратью, а за Сапегой будто бы спешит к Смоленску сам король.

Но героев среди схваченных русскими разъездами лазутчиков не оказалось, и они сообщили, что в Красном не более девяти тысяч войска (а по мнению историков — еще меньше: тысяч пять-шесть), и под Смоленск с такими силами гетман и воевода не пойдут, даже из Польше им этого делать не советуют. Единственное, что они смогли сделать, это провести в город в ночь на 26 февраля подкрепление, триста казаков, а затем — еще 600 польских солдат. Всего же к Смоленску приходило три тысячи «литовских людей», но они были отбиты и более трехсот солдат взято в плен. Русские воеводы усилили стражу, особенно на Покровской горе, через которую польские солдаты проникали в город. Общего положения эти операции не изменили — Смоленск оставался в крепкой осаде.

5 марта 1633 года под Смоленск прибыл, наконец, «большой наряд». Русские пушкари и солдаты начали спешно ставить пушки на заранее подготовленные позиции, за турами. Батареи были сооружены в рекордно короткий срок, всего за десять дней.

15 марта началась бомбардировка крепости с восточной стороны, куда заранее подвели траншеи из солдатских лагерей Александра Лесли и Карла Якова. Двенадцать дней грохотали тяжелые «именные» пищали, сокрушая стены, обрушивая башни, вызывая в городе пожары. Русская артиллерия была тогда одной из лучших в мире, пищаль «Инрог» ( «Единорог») , например, со своей батареи могла поражать любое место в городе. После недельного перерыва бомбардировка возобновилась и продолжалась с 4 по 10 апреля. За это время русские пушкари сбили три башни, в стенах появились проломы. Под личным наблюдением Михаила Шеина русские саперы копали минную галерею: воевода хотел взорвать стену перед решительным штурмом.

Но штурм пришлось отложить. Не было больше пороха, «пушечные запасы» задерживались из-за весенней распутицы. Только 23 апреля порох наконец подвезли. За это время поляки успели заделать проломы, соорудили позади городской стены земляные валы. Все пришлось начинать сначала: бомбардировку города, снаряжение порохом подкопа.

26 мая в результате взрыва в подкопе двухсот пятидесяти пудов пороха была разрушена часть стены. Русские солдаты бросились к пролому, но за стеной оказался земляной вал, занятый неприятелем. Приступ был отбит.

10 июня под стеной взорвали еще одну русскую мину. Но на этот раз пролом оказался небольшой, и польские пушки, поставленные против него, встретили штурмующих ядрами и картечью. Потеряв много людей убитыми и ранеными, русская пехота отступила.

Польские военачальники пытались мешать приступам, нападая на русский острог на Покровской горе, занятый полком Матисона. Известно, что с начала июня до конца августа, когда под Смоленск пришел с главными силами новый польский король Владислав IV, на Покровской горе произошло четырнадцать сражений!

Продолжался обстрел крепости из осадных орудий, причинявший обороняющимся значительный урон. Ян Велевицкий писал, что «иногда в продолжение одного дня было бросаемо в крепость около 3 500 неприятельских бомб». Приступ следовал за приступом, так что высказанные позднее Шеину упреки в нерешительности не имеют под собой оснований. Наоборот, тот же Ян Велевицкий указывал, что осада Смоленска велась по всем правилам военного искусства и с большим упорством. Он дает общую оценку осады:

«А какова была осада Смоленска русскими, можно было видеть из следующего: крепость Смоленская была окружена 16-ю сильными укреплениями и четырьмя по правилам военного искусства расположенными лагерями, так, что осада Смоленска превосходила даже осаду Бремена и Утрехта, по мнению людей, бывших как при первых двух осадах, так и при осаде Смоленска».

Другое дело, что смоленская крепость, сооруженная талантливыми русскими градостроителями, была почти неприступной для открытых штурмов, что подтвердила знаменитая Смоленская оборона 1609–1611 годов. Подкрепления и боеприпасы к Михаилу Шеину почти не поступали, из-за нехватки пороха приходилось откладывать даже подготовленные штурмы. Летом 1633 года, в период решительных боев за город, на помощь Шеину пришел один рейтарский полк Самуила Шарля Дееберта да с ним всего сто пудов «зелья» — количество крайне небольшое, если учесть, что для взрыва одного подкопа в мае было использовано двести пятьдесят пудов пороха. К тому же русским воеводам все время приходилось посматривать на запад: новый польский король Владислав IV собирал армию для похода на Смоленск. Русские полки, разбросанные по нескольким станам и множеству укрепленных острожков, связанные тяжелой осадной артиллерией, потеряли подвижность. К тому же оголять батареи, траншеи и шанцы было опасно из-за возможных вылазок польского гарнизона из города. Воевода Шеин был лишен возможности вывести в «поле», для открытого сражения, достаточные силы. Оперативная инициатива как бы заранее отдавалась наступающему польскому королю: он мог ударить по любому из русских станов. Осаждавшие с подходом королевского войска сами оказались как бы в осаде, причем враг угрожал и извне, со стороны королевской армии, и изнутри, из самого Смоленска.