Вадим Каргалов - Полководцы XVII в

Вряд ли можно позавидовать воеводе, оказавшемуся в таком положении. Но Михаил Шеин и его ратники продолжали сражаться. И как сражаться!

События следующих месяцев под Смоленском мы имеем возможность оценить как бы с двух сторон: из вражеского лагеря глазами иезуита Яна Велевицкого, и из русского стана, из описаний действий воеводы Шеина, сделанных в Москве во время осады (впоследствии произошла полная переоценка действий Шеина, о чем будет говориться дальше).

Король Владислав IV, по словам Яна Велевицкого, прибыл под Смоленск 25 августа ( 4 сентября )и остановился в Глухове на речке Боровой в семи верстах от города с войском, совершенно готовым к бою. Дальше события развивались так. «На следующий день король приказал построить мост через Днепр, и по окончании его главное начальство над лагерем поручил Сапеге, воеводе Оршинскому, а сам ночью перевел войска через мост, а потом чрез высокие леса повел его большим кругом, чтобы оно явилось неожиданно и напало на неприятельские укрепления с той стороны, с которой русские ничего не опасались. Все это заняло целую ночь». Направлялся король к Покровской горе, к самому удобному, как он считал, пути в Смоленск. Сильно укрепленный стан князя Прозоровского он хотел просто обойти и, захватив Покровскую гору, отрезать его от главных сил воеводы Шеина, стоявших восточнее Смоленска. Но неожиданное нападение не удалось. «Перед самым рассветом (как потом оказалось) один рядовой солдат из королевского войска перебежал к русским и объявил им, как велико войско неприятеля и с какой стороны они должны ждать его».

Шеин решил дать сражение в «поле», но так, как это делал в свое время воевода Скопин-Шуйский, — прикрывшись полевыми укреплениями от атак действительно опасной польской тяжелой конницы. Такая тактика часто приносила успех русским воеводам и явилась неприятной неожиданностью для короля Владислава IV, не рассчитывавшего на серьезное сопротивление.

Ян Велевицкий повествует:

«Русские расставляют свое войско, укрывая одну его часть в рвах и за валами, а другую ставят в открытом поле; перед боевою линиею они устраивают тройную засеку из срубленных огромных ветвистых дубов».

Наступило 28 августа, день первого сражения короля Владислава IV под Смоленском, который принес ему и первые разочарования. Потери оказались огромными, а результат — ничтожным…

«Король показался неприятелю уже среди белого дня, и увидя его приготовленным к бою, он приказывает стрелять из пушек на неприятельское войско; а пехоте польской, раздав предварительно по два червонца на каждого солдата, приказывает топорами рубить засеку. Не менее и неприятель стрелял из пушек, на оба фланга нашего войска делал нападения, чтобы ввязаться в рукопашный бой; вслед за тем он бросился с фронта на пехоту, разрушавшую засеку; а когда, несмотря на то, засека была разрушена, все почти неприятельское войско, оставив на флангах только некоторые отряды конницы и пехоты, ударило на наш фронт… Началось сражение, и неприятель сначала отбивал с обеих сторон королевские отряды, но когда напала королевская конница, состоявшая из копейщиков, то неприятель тотчас начал отступать». Но русские ратники не были разбиты, они отступили «в укрепление Измайловское» и продолжали сражаться. Король начал осаждать это укрепление, в помощь ему сделали вылазку из Смоленска войска гарнизона и даже овладели частью укрепления.

А вот дальше в повествовании иезуита начинается не совсем понятное. Он принимается вдруг оправдывать короля, приводя разные причины, помешавшее ему одержать будто бы заслуженную победу: поляки «непременно овладели бы целым укреплением, если бы германская пехота короля вовремя подоспела на помощь. Видя это, польские всадники тотчас слезли с лошадей, чтобы подать помощь жителям Смоленска, но король, не желая подвергнуть опасности этот цвет польской аристократии, приказал дать знак к отступлению, заняв только насыпь, ров и дорогу, ведущую в Смоленск». Попутно выясняется, что смоленский воевода пан Воеводский, возглавивший вылазку, предстал перед королем «покрытый кровью в сражении и простреленный пулею через плечо». В результате этого ожесточенного сражения королю удалось провести в город обоз с продовольствием, что, по утверждению иезуита, «было в тот день единственным его намерением».

В результате укрепленная позиция на горе Покровской осталась за русскими ратниками, а воевода Шеин на следующий день «укрепил гору Покровскую двумя новыми шанцами».

Что-то не похоже все это на победу короля…

Русские же источники прямо утверждали, что в этом сражении, продолжавшемся с утра до позднего вечера, много польских и литовских людей было побито, у них взяты знамена и семьдесят два членских. Два дня король не возобновлял военных действий, поджидая подкрепления, в его лагерь приходили «разные отряды, особенно пешие, которым король производил смотр».

Да и в последующие дни поляки больше маневрировали, чем воевали. Пану Казановскому было приказано 1 сентября «выбрать место для лагеря, более близкое к неприятелю», и он это сделал с пятитысячным отрядом «на горе Ясенской».

3 сентября «пришло в королевский лагерь 50 знамен казаков запорожских, или, как пишут другие, 15 000 казаков». Король Владислав IV имел теперь минимум двукратное численное превосходство над войском Михаила Шеина. К тому же начались измены наемников-иноземцев — в королевском лагере с радостью принимали «немецких и французских перебежчиков».

Вплоть до 9 сентября в лагерь Владислава IV подтягивались «королевские пушки» и «остальные войска, пешие и конные». Вечером 10 сентября король «вывел войска из лагеря к горе Покровской несколько другою дорогою».

11 сентября здесь произошло второе большое сражение, еще более ожесточенное и кровопролитное. «С наступлением дня король расставил войско. Левым крылом, где стояли воины польские, он предводительствовал сам. Правое крыло он вверил Радзивиллу, расставив по обеим сторонам запорожских казаков». Тут не лишним будет напомнить, что главным силам королевского войска на Покровской горе противостоял только полк Матисона, насчитывавший не более двух тысяч немецких и русских солдат. Какую-то помощь мог прислать из своего стана воевода Шеин, но навряд ли она оказалась бы значительной. Маловероятно, что Матисону помогал из своего стана князь Прозоровский: в тот же самый час «воины литовские пошли прямо против укрепления Прозоровского».

Сражение разворачивалось постепенно. Сначала король «действовал легкими войсками, причем прошло около двух часов времени. Наконец, неприятель начал стрелять из пушек со стены укрепления, которые только что были возведены на этой горе. Королевская пехота, а также и конница, слезши с коней, вместе сделав нападение (это нападение было самое отчаянное в продолжение целой войны), заняла три укрепления, а потом произвела ужасный штурм при помощи складных лестниц и понтонных мостов. Сам король везде присутствовал, исполнял обязанности полководца и простого воина. Теперь, в течение нескольких часов, занята была гора Покровская, на ней поставлено войско, а наши солдаты целый день стреляли с этой горы на неприятеля…»