Фердинанд Опль - Фридрих Барбаросса

Позднее, с возникновением Ломбардской лиги и следовавшим параллельно ему крахом штауфеновского имперского господства в Ломбардии, неизменная верность императору обернулась для Монферрата крайне опасным положением. В конце концов он вынужден был склониться перед превосходством городов, вступив в соглашение с Лигой. Во время пятого итальянского похода Штауфена Вильгельм, естественно, снова встал на сторону Империи. Он был решающей движущей силой в столкновениях этого периода, которые сконцентрировались вокруг города Алессандрия, основанного в центральной области господства его дома при определяющем участии союзных городов. Безуспешность военных интервенций, которая, наконец, подвигла государя вступить на путь переговоров, стала решающим фактом для будущего развития отношений между маркграфом и Барбароссой. Интересы Вильгельма, отстаивание им своих позиций в борьбе против враждебных коммун, должны были при этом пасть неизбежной жертвой. Вдобавок к этому в центральноитальянском регионе очень скоро проявились и новые конфликтные зоны, где мероприятия императорской политики также не пошли на пользу дому Монферрат. Конрад, сын маркграфа Вильгельма, чей брат Райнер в 1180 году женился на Марии, дочери византийского императора Мануила [605] Эта женитьба в то самое время, когда отношения Барбароссы с Восточной Римской империей достигли критической точки, проливает существенный свет на ухудшение монферратско-штауфеновских отношений, столь гармоничных на протяжении целых десятилетий. , в ходе своей энергичной территориальной политики в Средней Италии вступил в конфликт с имперскими властями. В 1179 году он даже взял в плен Кристиана Майнцского, имперского легата Барбароссы в этой зоне [606] См. об этом: Ilagermann D. Beiträge zur Reichslegation Christians von Mainz in Italien // Quellen und Forschungen aus italienischen Archiven und Bibliotheken. 1969. Bd. 49. S. 186–238. . При окончательном примирении императора с Ломбардской лигой, но уже и прежде, при примирении с городом Алессандрией, о каком-либо учете интересов маркграфского дома Монферрат не было больше и речи [607] См.: Opll F. Stodt und Reich im 12. Jahrhundert(l 125-1190). Wien; Köln; Graz, 1986. (Forschungen und Beiträge zur Kaiser- und Papstgeschichte des Mittelalters. Beihefte zu Böhmer J. F. Regesta Imperii; 6). S. 189 ff. По поводу засвидетельствованной только в XVIII веке женитьбы Вильгельма Монферратского — вероятно, дяди носившего то же имя многолетнего соратника Барбароссы по оружию — на мнимой дочери императора по имени София в 1186 году см. из новой литературы работу Ассмана: Assmann E. Op. cit. S. 467 ff. .

Наряду с подобными связями штауфеновского государя с кругами высшей знати имперской Италии, в подтверждение чему могут быть упомянуты также маркграфы Маласпина, графы Бьяндрате или граф Гвидо Гуэрра, наряду со многими другими персонами [608] См. особенно: Haverkamp A . Friedrich l. und der hohe italienische Adel // Beiträge zur Geschichte Italiens im 12. Jahrhundert. Sigmaringen, 1971. (Vorträge und Forschungen; Sonderbd. 9). S. 53–92. , здесь должно быть уделено внимание группе выдающихся вассалов, также имевших при Барбароссе большое значение для политики Империи. Речь при этом идет о потомках вассалов Матильды Тосканской, которых обычно объединяют понятием «Матильдин вассалитет» [609] См. об этом выше, на стр. 219 и 221. . Благодаря обширному владельческому комплексу великой графини они уже рано начали играть значительную роль в качестве носителей различных функций и как локальные сеньоры во многих частях имперской Италии, особенно в зоне Апеннин между Виа Эмилия и северо-западной Тосканой. Уже в период правления Лотаря III они выступили как самостоятельная по отношению к Империи группа, добивавшаяся при этом от императора поддержки в борьбе против поднимавшихся в то же самое время городских сил. При Фридрихе Барбароссе, с 1152 года и до начала семидесятых годов, достояние Матильды вместе со связанными с ним владельческими правами в принципе было выделено герцогу Вельфу VI, впрочем, государь постоянно акцентировал свой собственный сюзеренитет. Ввиду проалександровской позиции, занятой его вельфским дядей во время схизмы, Фридрих еще более усилил свое влияние в этой зоне. После того как герцог примерно в 1173 или 1174 году согласился на отступную плату взамен своих имперских прав в Италии, император в результате умелых дипломатических переговоров с папством сумел закрепить за собой эти владения, столь важные для утверждения позиций Империи к югу от Альп. Даже если дело и не дошло до окончательного урегулирования претензий, выдвинутых как со стороны римской церкви, так и со стороны Империи, Барбаросса все же не оставил сомнения в том, что рассматривает бывшее достояние Матильды в качестве интегрированной составляющей своего господства в Италии. Позднее, во время своего последнего итальянского похода (1184–1186 годы), он подчеркнул свои притязания не только тем, что обязал миланцев оказать ему военную поддержку при повторном овладении наследием Матильды. Император тогда еще и лично посетил болезненную зону в Апеннинах, к югу от Реджо и Модены, и посредством выдачи привилегий привязал к себе ряд важных представителей вассалов Матильды, таких, например, как Гарфаньяна и Версилиа в северных окрестностях Лукки.

Итак, чтобы резюмировать проблему отношений Барбароссы с миром итальянской знати, нам останется констатировать, что к югу от Альп основания для господства знати были все же гораздо слабее и неопределеннее, чем в германской части Империи. Серьезного противника для знати на юге следует видеть не в конкурентах из ее собственных рядов и не в Империи: напротив, им определенно являлся мир коммун. Противодействие коммун давало повод искать помощи у имперских властей и стремиться обрести в них сильную политическую опору. Для Империи же, наоборот, связь с кругами знати хотя и составляла всегда один из возможных регулирующих элементов в борьбе различных сил, но все-таки именно только один из них, наряду с другими. Не в последнюю очередь то, что в своих властных и финансовых возможностях мир итальянской знати был гораздо более ограничен по сравнению с городами, привлекало государя в этой части Империи все же бесспорно именно к коммунам как к непосредственной основе для мероприятий, оформлявших его господство.

Обращение к комплексу связей Штауфена с общностью мирян, прежде всего знати, но также и близких к знати слоев, осталось бы, впрочем, фрагментарным, если бы мы не захотели привлечь и следующий характерный для эпохи общественный круг Его конституирование в период высокого Средневековья относится к наиболее выделяющимся феноменам социального подъема, наблюдаемого в эти столетия. Речь идет о министериалитете [610] Ср. о нем в первую очередь: Bosl K. Op. cit., а также замечания у Т. Майера и Й. Флекенштайна: Mayer Th. Die Ausbildung der Grundlagen des modernen deutschen Staates im hohen Mittelalter// Historische Zeitschrift. 1939. Bd. 159. S. 475; Fleckenstein J Friedrich Barbarossa und das Rittertum: Zur Bedeutung der gro?en Mainzer I loftage von 1184 und 1188// Festschrift für H ermann Heimpel zum 70. Geburtstag am 19. September 1971. Göttingen, 1972. Bd. 2. (Veroffentlichungen des Max-Planck-Instituts für Geschichte; 36 / II). S. 1030. , который прежде всего в XII столетии все более обретает свои контуры и собственный профиль в общественной структуре Империи. Министериалы изначально были обладателями «службы» (ministerium), к несению которой они привлекались на местах в рамках господства как представителей знати, так и духовенства. При этом сначала речь шла о людях несвободного состояния, которые, впрочем, в процессе исполнения этой службы достигали отчетливо различимого социального возвышения — особенно если подразумевалась квалифицированная служба, вроде исполнения обязанностей стольника (трухзеса), камерария, кравчего или маршала. Положение министериала к тому же реально зависело от положения его господина, так что, естественно, между министериалами монастыря Корвей, архиепископа Майнцского или самой Империи могли существовать значительные ранговые различия.