Фердинанд Опль - Фридрих Барбаросса

Свое влияние на эти города имперских земель Штауфен не в последнюю очередь обеспечивал тем, что подчеркивал выведение юрисдикции из имперского уровня. Здесь он располагал возможностью вмешиваться в сферу низшей юрисдикции. Та же сфера в епископских городах, как правило, не была ему непосредственно доступна вследствие господствующего положения, занимаемого епископом. Там чаще всего речь шла о вверении банна крови тому фогту, которому придавалось решающее значение. Естественно, обстоятельства для Империи складывались благоприятно в том случае, если она сама могла распоряжаться подобными правами фогтства. В рейнских епископских городах права фогтства уже с начала XII столетия находились в руках Штауфенов. Пфальцграф Рейнский — им с 1156 года был Штауфен, сводный брат императора, — обладал правами фогта в отношении архиепископства Трирского, с 1173–1174 годов — также епископства Вормсского. Гибель многих представителей немецкой знати во время катастрофической для императорского войска вспышки малярии летом 1167 года близ Рима открыла новые возможности для расширения штауфеновских владельческих прав. Вскоре после возвращения императора из Италии он сумел приобрести для своего дома фогтские права в епископствах Кур и Аугсбург [621] MGH. DF. I. 566; Opll F. Stadt und Reich. S. 38. . Они попали в руки его сына, герцога Фридриха Швабского.

Для позднего периода правления Фридриха Барбароссы, прежде всего для 1180-х годов, можно констатировать явное усиление активности городской политики в германской части Империи, которое заметно не в последнюю очередь по ощутимому возрастанию числа выданных городским адресатам дипломов. В связи с этим говорят о повороте в буквальном смысле слова, о некой цезуре, и стремятся найти ответ на вопрос, в чем же можно видеть основания для этого «прорыва». Звучащее при этом указание на завершение схизмы, в том смысле, что была окончательно устранена многолетняя напряженность отношений внутри имперской структуры, несомненно, важно, хотя церковный раскол вряд ли оказывал непосредственное воздействие на формирование связей с германской городской средой. Города относились к нему лишь постольку, поскольку городские сеньоры-епископы, привлеченные для исполнения имперских служб, были вынуждены неоднократно и чересчур надолго отлучаться из своих резиденций или получать займы у тех же городских кругов. Эта ситуация в немалой степени способствовала усилению позиций городских сил в локальных властных связях. Даже сам император учел это обстоятельство в парадигматической манере, свойственной его образу политических действий, когда для подготовки своего пятого итальянского похода (1174–1178 годы) обратился за финансовой поддержкой к епископскому городу Камбре и при этом не прибегнул к епископскому пожертвованию, как обычно всегда делал прежде, а принял помощь непосредственно от городских кругов. Несмотря на многочисленные косвенные воздействия схизмы на положение городских сил Германии, оно, конечно, — в противоположность Италии, не было обусловлено здесь церковно-политически, не приводило к принципиальному групповому объединению городов против Империи или даже к конфликту между городом и епископом.

Следующим фактором, который приводился в качестве обоснования упомянутого поворота в городской политике Барбароссы, было заключенное в 1177 году перемирие с верхнеитальянскими городами, объединившимися в Ломбардскую лигу. Также и в этом случае в первую очередь — не каким-то иным образом, чем по поводу достигнутого одновременно мира с Александром III, — следует думать об общем умиротворении ситуации, об упразднении прежних обстоятельств Империи, с доминирующими в течение многих лет напряженными отношениями, конфликтами и столкновениями. В результате императорская политика открывала для себя поле действий, которого до сих пор не было в ее распоряжении. Политика Империи в Италии с самого начала правления Штауфена всегда по преимуществу определялась элементом городской политики. Отсюда, несомненно, проистекали большой опыт, возможность ознакомиться с политическим и хозяйственным потенциалом городского мироустройства. Но такого рода познание и осознание должны были впоследствии отразиться и на немецких условиях. Прямых данных в пользу подобного взаимодействия — ни восстановленных непосредственно по инициативам самого императора, ни фактических — привести не удается. Однако саму столь отчетливую активизацию городской политики в германской части Империи примерно с 1180 года все-таки кажется возможным понимать не в последнюю очередь исходя из богатого «итальянского» опыта Барбароссы.

На это же время, около 1180 года, выпадает одно из главных решающих событий всего правления Барбароссы — низложение Генриха Льва, вельфского двойного герцога. Только успех миротворческого съезда в Венеции с завершением схизмы в результате, перемирие с Ломбардской лигой и мир с сицилийской норманнской державой сделали этот поворот штауфеновской политики вообще возможным. Вытекающие отсюда потребности переустройства Империи, постановления государя о герцогствах Саксонии и Баварии позволили тогда немецкому городскому мироустройству со всей очевидностью проявиться в поле зрения имперской политики. Сама возможность рассматривать растущее число выданных тогда городских дипломов фактически как поворот в политике кажется небеспроблемной в свете того интереса, который Барбаросса уделял городскому мироустройству уже с начала своего правления. Необходимо, все-таки, констатировать не только некую настойчивую активизацию, но и очевидную новую черту этой политики в связи с новым выдвижением епископских городов. Прежде всего в бывших вельфских областях, особенно на севере Империи, который ранее был в значительной степени предоставлен господству вельфского кузена императора, стали теперь устанавливаться непосредственные контакты с городами. Дипломы для Гамбурга, Бремена и Любека удостоверяют эту деятельность. Город Регенсбург как традиционный главный пункт Баварского герцогства в последнее десятилетие правления Барбароссы оказался в особой тесной связи с Империей. После 1185 года он обозначался как «город императора» (civitas sua).

Не только в вельфских странах, но и за пределами этой области император выступал в ту эпоху с мероприятиями из сферы городской политики. Рейнские епископские города Шпайер и Вормс, состоявшие со времен Салиев в тесной связи с высшей имперской властью, получили императорские привилегии. В городе Камбре рядом дипломов были подвергнуты детальной регламентации сеньориальные отношения между епископом и городом. Одна императорская грамота этих лет заслуживает нашего особого внимания, ведь она содержит некий раздел, который при поверхностном рассмотрении мог бы быть воспринят как программное высказывание об отношениях господства в немецких епископских городах. Речь идет об оформленном в феврале 1182 года в Вимпфене дипломе для Триента, самого южного немецкого епископского города. Там значится, что этот город на границе имперской области никого не может иметь консулами, но что он должен с верностью и преданностью состоять под властью своего епископа, «так, как это обычно принято в прочих городах германского королевства». Отсюда, несомненно, можно вывести, что эта образцово изложенная схема структуры управления немецких епископских городов не только была правилом, но в соответствии с этим принципом императором давались также и привилегии. И все-таки в поздний период правления Барбароссы уже имелись исключения из этой нормы: ведь сам государь в отдельных случаях санкционировал даже определенные права совместного принятия решений городскими кругами в условиях епископского господства над городом. Понятным это столь программно воздействующее высказывание становится только с учетом локальных особенностей развития самого Триента. Этот епископский город по причине своего уязвимого положения на границе с королевством Италия давно уже испытывал влияния, вдохновленные примером коммунального движения. Еще в начале 1170-х годов в городе на Этче впервые появились консулы. Барбаросса, таким образом, принимал во внимание местные условия, когда он именно здесь пресек распространение на немецкую землю конституционных отношений итальянского городского мира, столь успешно развивавшихся и многие годы чрезвычайно опасных для его господства [622] Opll F. Stadt und Reich. S. 157 ff. .