Питер Медавар - Наука о живом

Б. С. Холдейн, на которого авторы часто ссылаются). В тех случаях, когда авторы пытаются перебросить мост от биологии к социологии, их выводы, как правило, представляются натянутыми. П. и Дж. Медавар, например, полагают, что Ламарк оказал определенное влияние на теоретиков французской революции. Это анахронизм: «Философия зоологии» увидела свет в 1809 году, когда все теоретики революции умерли естественной смертью, а практики были гильотинированы, и на Наполеона никакого впечатления не произвела. Что же касается попыток возрождения ламаркизма некоторыми советскими учеными, то это никак не связано с причинами социального характера.

В настоящее время ни у кого не вызывает сомнения, что социализм гарантирует всестороннее развитие человека, его врожденных способностей, которые у разных людей различаются не только количественно, но и качественно. В нашей литературе (например, в журнале «Природа») также велись подобные дискуссии, пока спорщики в конце концов не пришли к соглашению, что даже самая совершенная социальная система может обеспечить равенство в возможностях, но не в способностях.

Политические причины дискредитации дарвинизма существовали бы лишь в том случае, если бы теория естественного отбора была применима к человеческому обществу. Однако в такой экстраполяции, приводящей к пресловутому социал-дарвинизму, дарвинисты, начиная с самого Дарвина, неповинны и не несут никакой ответственности. {7}

Немало возражений вызывает и глава, посвященная демографии. Не зря в Англии эта наука идет по ведомству Британской академии, т. е. считается гуманитарной. Советские ученые также полагают, что воспроизводство населения определяется в первую очередь социально-экономическими факторами, и чисто биологический подход здесь явно недостаточен и может привести к серьезным ошибкам. Популяция людей — это не популяция дрожжевых клеток в культуре. Человек, в силу своей социальной сущности, единственное живое существо, которое, оставаясь в рамках одного биологического вида, может резко менять взаимоотношения со средой. Простой пример: одна и та же территория может прокормить лишь десятки охотников-собирателей или же тысячи земледельцев, занимающихся интенсивным сельским хозяйством. Естественно, и динамика популяций людей в обоих случаях будет разной. Читателям, которых заинтересуют социальные проблемы демографии, недостаточно освещенные авторами, можно рекомендовать книгу Боярского А. Я. и др. «Основы демографии» (М.: Статистика, 1980).

Но довольно об этом — поговорим о достоинствах книги П. и Дж. Медавар. Мне, например, весьма импонирует их подход к евгенике. Этому термину, скажем прямо, не повезло: им обозначают две разные концепции в генетике человека — так называемую позитивную, положительную, евгенику и негативную, отрицательную. К позитивной авторы относятся резко отрицательно (редактор просит прощения за случайный каламбур). Ибо это не что иное, как лженаука, пытающаяся обосновать выведение усовершенствованной породы людей, своего рода суперменов. П. и Дж. Медавар убедительно показывают как биологическую, так и моральную несостоятельность подобного подхода, и их точка зрения не отличается от мнения советских специалистов.

Иное дело — негативная евгеника, сводящаяся в конечном счете к развитой системе генетических консультаций. Цель ее — предупреждение и (в тех случаях, когда это возможно) лечение наследственных болезней человека. До тех пор, пока мы не научились «лечить больные гены», носительницам генетических заболеваний, таких, как гемофилия, целесообразно {8} отказаться от материнства. И действительно, меры, подсказываемые негативной евгеникой, применяются. В большинстве стран, например, запрещены браки между кровными родственниками, что понижает вероятность встречи в потомстве двух «больных генов». Конечно, когда возникал такой обычай, люди ничего не звали о «больных генах», но тем не менее, сами того не сознавая, добивались необходимого генетического результата. Вот так же мольеровский Журдэн всю жизнь говорил прозой, не подозревая об этом.

Возможности медицины в этом отношении в последнее время чрезвычайно возросли. Если генетик-консультант раньше мог только предсказать вероятность появления на свет ребенка с неизлечимой болезнью или тяжелым уродством, то теперь разработаны методы анализа, позволяющие установить эту болезнь у еще не родившегося ребенка. Дальше уже дело родителей — прервать беременность или попытаться лечить будущего сына или дочь. Ибо — и об этом пишут П. и Дж. Медавар — мрачный прогноз неизлечимости уже более не тяготеет над многими наследственными болезнями. Немалую роль в этом должна сыграть новая отрасль молекулярной генетики — генная инженерия, позволяющая получать в достаточных количествах те белки, которых не хватает людям с наследственными болезнями. Точка зрения авторов на эту проблему гуманна и оптимистична.

Перечислять «удачные находки» авторов значило бы попросту пересказывать книгу. Тем более что каждый из читателей найдет в ней то, что интересно именно ему. Мне, например, нравится глава «Мыльный пузырь биологической бомбы замедленного действия». В последнее время многие люди испытывают такой же страх перед достижениями биологии, как и перед достижениями ядерной физики. Немалую роль в этом сыграло чересчур живое воображение писателей-фантастов. Они рисуют жуткие миры, где людей размножают клонированием, получая тысячи однояйцевых близнецов, скрещивая методами генной инженерии человека с животными и растениями, создают чудовищных монстров, умирающих замораживают в жидком азоте, чтобы воскресить в будущем, а мысли и идеи вкладывают в голову каждого человека при рождении. П. и Дж. {9} Meдавар остроумно высмеивают подобные прогнозы. Не будем уподобляться «умной Эльзе» из сказки братьев Гримм, боявшейся, что мотыга, подвешенная в погребе, может убить еще не родившегося ребенка. Нет слов, в обществе с несовершенными социальными отношениями достижения биологии могут использоваться во вред человечеству. Но в этом повинна не биология. Оптимизм авторов особенно проявляется в этой главе: они полагают, что человечество вполне может справиться со всем, что его ожидает в будущем. Не меньший интерес вызывают главы «Сводимость» и «возникновение» и особенно «Генетики и религия» и «Великий дилетант», завершающие книгу. Другой читатель, наверное, отдаст предпочтение другим главам, но, смею надеяться, эта книга не оставит равнодушным никого.

К достоинствам ее следует отнести также полное отсутствие академизма: авторы не смущаются называть вещи своими именами, четко аргументируя свою точку зрения, хотя такой подход и может покоробить многих, в том числе и их коллег.

Читать дальше