Зигмунд Фрейд - Моисей и монотеизм

Возможно, они принесли с собой что-то еще, более существенное, чем предание. Одной из величайших загадок еврейской предыстории является возникновение левитов. Их происхождение прослеживается к одному из двенадцати родов Израиля – роду Левия – но ни одно предание не отваживается сказать, где этот род первоначально обитал, или какая часть завоеванной земли Ханаана была ему отведена. Они занимали самые важные посты священнослужителей, но сами священниками не были. Левит – не обязательно священник; не является это имя и названием касты. Объяснение предлагает наша гипотеза о фигуре Моисея. Маловероятно, что такой великий господин, как египтянин Моисей присоединился бы к чужому народу в одиночку. Он, конечно же, должен был взять с собой и свою свиту – ближайших приверженцев, писцов, домашних слуг. Вот кем первоначально были левиты. Предание, которое утверждает, что Моисей был левитом, по-видимому, совершенно искажает факты: Левитами были те, кто последовал за Моисеем. Это заключение подтверждается тем, о чем я уже упоминал в своем предшествующем очерке – позднее египетские имена встречаются лишь у левитов [63].

Следует предположить, что изрядное число этих сторонников Моисея миновала катастрофа, постигшая его самого и основанную им религию. В ходе последующих поколений их число увеличилось, и они слились с людьми, среди которых жили, но оставались верными своему господину, сохраняли память о нем и несли с собой предание о его учениях. Во время объединения со сторонниками Яхве они составили влиятельное меньшинство, стоящее в культурном отношении выше остальных.

Я выдвигаю в качестве предварительной гипотезы то, что между падением Моисея и становлением новой религии в Кадесе прошло два поколения, а может быть, даже и столетие. Я не вижу возможности определить, встретились ли нео-египтяне (как я предпочитаю их называть здесь) – то есть те, кто вернулся из Египта – со своими племенными сородичами после того, как последние уже приняли религию Яхве или до этого. Вторая возможность кажется более вероятной. Но в конечном итоге никакой разницы нет. То, что произошло в Кадесе, было компромиссом, в котором очевидную роль сыграли племена Моисея.

Здесь мы снова можем привести свидетельство, предоставляемое обрядом обрезания, которое неоднократно приходило нам на помощь, подобно, так сказать, главному ископаемому. Этот обычай стад обязательным также в религии Яхве, и так как он неразрывно связан с Египтом, то его принятие могло быть лишь уступкой приверженцам Моисея, которые – или левиты среди них – не желали отказываться от знака своей святости [с.162]. Эту часть своей прежней религии они хотели сохранить настолько, что в обмен на это были готовы принять новое божество и то, что жрецы Мадиамской земли о нем говорили. Возможно они могли добиться и других уступок. Мы уже упоминали, что еврейский ритуал предписывал определенные ограничения в отношении использования имени Господа. Вместо «Яхве» следовало употреблять слов Adonai [Господь]. Заманчиво внести такое предписание в наш контекст, но это лишь предположение, не имеющее никаких других оснований. Запрет произносить имя бога как известно, является табу первобытного века. Мы не знаем, почему оно было воскрешено именно в еврейском законе; вполне, возможно, что на это повлияла новая причина. Нет необходимости полагать, что запрет выполнялся последовательно; в сложных именах собственных имя Бога Яхве могло использоваться свободно (например, Jachanan, Jehu, Joshua [Джошуа]). Однако с этим именем были связаны особые обстоятельства. Как нам известно, критический анализ Библии предполагает, что первые шесть книг Ветхого Завета имеют два документальных источника [64]. Они разделяются как J и Е, потому что в одном из них имя Господа звучит как «Jahve» [Яхве], а в другом – «Е1оhim» [Элогим]: действительно, «Элогим»; а не «Adonai». Но следует иметь в виду замечание одного из наших специалистов: «различные имена являются явным указанием на существование двух изначально различных богов» [65].

Мы привели сохранение обряда обрезания в качестве доказательства того, что учреждение религии в Кадесе было определенным компромиссом. Мы можем увидеть его сущность в согласующихся повествованиях J и Е, которые относительно этого вопроса используют общий источник (документированное или устное предание). Его основной целью была демонстрация величия и силы нового бога Яхве. Приверженцы Моисея придавали такое больше значение пережитому во время исхода из Египта, поэтому акт освобождения должен был быть представлен как событие, которым они обязаны Яхве, и это событие было приукрашено преувеличениями, которые доказывали ужасающее величие вулканического бога – такими как дым [облачный столп], который ночью превращался в столп огненный, и шторм, который оголил на время дно моря, а вернувшаяся обратно вода потопила преследователей [66].

Это повествование сблизило времена Исхода и учреждения новой религии и отвергло продолжительный интервал между ними. Также и передача законов была представлена как произошедшая не в Кадесе, а у подножия Горы Господней и сопровождаемая вулканическим извержением. Этот рассказ, однако, допускает серьезную несправедливость но отношению к человеку Моисею: именно он, а не вулканический бог освободил народ из египетского плена. Поэтому ему причиталась компенсация, она состояла в том, что человек Моисей был перенесен в Кадес или Синай-Хореб и поставлен на место мадианитянских священников. Позднее мы увидим, что это решение удовлетворяло и другой настоятельной и неотложной необходимости. Таким образом, так сказать, было достигнуто взаимное соглашение: Яхве, жившему на горе в Мадиамской земле, было позволено распространиться до Египта, а в обмен на это существование и деятельность Моисея былы распространены до Кадеса и до земель восточнее Иордании. Таким образом, он слился с фигурой позднейшего основателя религии, с зятем мадианитянина Иофора [с.169], и дал ему свое имя, Моисей. Однако о личности этого второго Моисея мы ничего сказать не можем – он был совершенно затенен первым, египетским Моисеем – если, конечно, не будем поднимать противоречий в библейском описании характера Моисея. Он часто изображается деспотичным; вспыльчивым и даже жестоким, однако он также описывается как самый мягкий и терпеливейшии из людей [67].

Эти последние качества, очевидно плохо подходили бы египетскому Моисею, которому приходилось иметь дело со своим пародом в очень значительных и сложных обстоятельствах; они могут относиться к характеру другого Моисея, мадиамитянина. Я полагаю, что мы вправе разделить эти две фигуры и предположить, что египетский Моисей никогда не был в Кадесе и никогда не слышал имени Яхве, и что мадиамитянский Моисей никогда не был в Египте и ничего не знал об Атоне. Чтобы слить вместе две эти фигуры, преданию или легенде пришлось перенести египетского Моисея в Мадиамские земли, и мы видели, что этому существует не одно объяснение.