Зигмунд Фрейд - Моисей и монотеизм

Мы не должны ожидать, что мифические религиозные построения будут уделять слишком много внимания логической последовательности. Иначе народные чувства могли быть бы оскорблены божеством, заключившим завет со взаимными обязательствами с его праотцами, а затем на протяжении столетий не обращавшим внимания на своих человеческих партнеров, пока ему не пришло в голову снова явить себя их потомкам. Еще более приводит в замешательство представление о том, что бог неожиданно «выбирает» народ, провозглашает его своим народом, а себя их богом. Я полагаю, что это единственный пример такого рода в истории человеческих религий. Обычно бог и народ неразрывно связаны, они являются одним целым с самого начала времен. Несомненно мы иногда слышим о том, что народ выбирает другого бога, но никогда о боге, который ищет другой парод. Мы, возможно, лучше поймем это уникальное происшествие, если вспомним взаимоотношения Моисея с еврейским народом. Моисей снизошел до евреев, сделал их своим народом: они были его «избранным народом» [78].

Введение патриархов служило еще одной цели. Они жили в Ханаане, и их воспоминания были связаны с конкретными местами этой земли. Возможно, что они сами первоначально были ханаанскими героями или местными божествами затем были использованы израильтянинами-переселенцами в своей предыстории. Обращаясь к патриархам, они так сказать, проявляли свой местный характер и защищали себя от ненависти, направленной на чужеземных завоевателей. Это было искусной уловкой – заявить, что бог Яхве лишь возвращал то, что когда-то принадлежало их праотцам.

В последующих дополнениях текста Библии был осуществлен замысел относительно избегания упоминания Кадеса. Местом, где была основана религия, раз и навсегда была определена Гора Господа, Синай-Хореб. Причину этого распознать нелегко; возможно, народ не хотел напоминаний о влиянии земли Мадиамской. Но все дальнейшие искажения, особенно периода Священнического Кодекса, имели другую цель. Больше уже не было необходимости изменять в желаемом направлении рассказ о событиях – это уже было сделано намного раньше. Но позаботились о том, чтобы все нынешние предписания и обычаи перенести назад в более ранние времена – чтобы обосновать их, как правило, законами, данными Моисеем – и таким образом утвердить их в качестве священных и обязательных. Однако, насколько бы картина прошлого ни была подобным образом сфальсифицирована, эти действия все же имели некоторое психологическое оправдание. Они отражали тот факт, что в течение многих веков – между Исходом из Египта и закреплением текста Библии при Эзре и Неемиш прошло около восьмисот лет – религия Яхве снова вернулась к соответствию или, возможно даже к идентичности с первоначальной религией Моисея.

И это является основным результатом, важной сущностью истории еврейской религии.

Среди всех событий ранних времен, которые позднее взялись переработать поэты, священники и историки, выделяется одно, замалчивание которого было вызвано самыми насущными и наилучшими человеческими побуждениями. Это – убийство Моисея, великого вождя и освободителя, факт, который Селлин установил по намекам в писаниях Пророков. Гипотезу Селлина нельзя назвать фантастической – она достаточно вероятна. Моисей, будучи последователем школы Эхнатона, не применял никаких других методов, кроме методов царя; он приказывал и навязывал свою веру народу [79].

Учение Моисея могло быть даже строже, чем учение его господина. У него не было необходимости оставлять в качестве поддержки бога солнца: школа Иуну не имела никакого значения для его чужеземного народа. Моисея, как и Эхнатона постигла судьба, которая ожидает всех просвещенных деспотов. Еврейский народ при Моисее так же мало был готов принять такую высоко одухотворенную [80]религию и найти удовлетворение своих потребностей в том, что она могла предложить, как и египтяне XVIII Династии. В обоих случаях произошло одно и то же: те, кто «были в подчинении и прозябали в нужде, поднялись и сбросили груз навязанной им религии. Но в то время как покорные египтяне ждали, пока судьба не убрала священную фигуру их фараона, варвары семиты взяли судьбу в собственные руки и избавились от тирана [81].

Нельзя также и утверждать, что сохранившийся текст Библии не дает никаких свидетельств такой кончины Моисея. В повествовании о «кочевании в пустыне» [82], которое может относиться к периоду правления Моисея, описывается несколько последовательных серьезных бунтов против его власти, подавленных по велению Яхве с помощью кровавой расправы. Легко представить, что одно такое восстание закончилось совершенно иначе, чем предлагает текст. Отступничество народа от новой религии также описано в тексте – правда, лишь в качестве эпизода – а именно, В рассказе о Золотом Тельце. Здесь искусный поворот сюжета переносит разбивание скрижалей закона (что следует понимать символически: «он нарушил закон») на самого Моисея, а в качестве мотива этого указывается его яростное негодование [83].

Пришло время, когда люди начали сожалеть об убийстве Моисея и постарались забыть о нем. Это, несомненно произошло во времена объединения двух частей народа в Ка-десе. Но когда Исход и учреждение религии в оазисе [Кадесе] были приближены друг к другу [с.175], и Моисей изображался как имеющий отношение к событиям в Кадесе, вместо другого человека, мадиамского священника, то не только были удовлетворены требования последователей Моисея, но также был успешно скрыт и тревожащий факт его насильственной смерти. В действительности в высшей степени маловероятно, что Моисей мог принимать участие в том, что произошло в Кадесе, даже если бы его жизнь и не была оборвана.

Теперь мы должны предпринять попытку выяснить хронологическую последовательность этих событий. Мы отнесли Исход к периоду после окончания XVIII Династии (1350 г. до н.э.) Он мог произойти или в это время или немного позднее, так как египетские летописцы включили последующие годы анархии в период правления Хоремхеба, которое пресекло ее и продлилось до 1315 г. до н.э. Следующая (но также и единственная) зафиксированная точка хронологии определяется по стеле [фараона] Мернептаха (1225-15 гг. до н.э.), который похваляется своей победой над Isiraal (Израиль) и разорением его семени. Смысл, приписываемый этой надписи, к сожалению, сомнителен; предполагается, что она доказывает, что израильские племена в это время уже обосновались в Ханаане [84].

Эдвард Мейер справедливо заключает из этой стелы, что Мернептах не мог быть фараоном Исхода, как необдуманно принималось прежде. Дата Исхода должна быть более ранней. Вопрос о том, кто был фараоном Исхода, кажется мне абсолютно праздным. Фараона Исхода не было, так как он происходил в период междуцарствия. Находка стелы Мернептаха нисколько не проясняет и возможную дату объединения и основания религии в Кадесе. Мы можем с уверенностью сказать лишь то, что это произошло где-то между 1350 и 1215 гг до н.э. Мы предполагаем, что Исход относится очень близко к началу этого периода, а события в Кадесе не слишком удалены от его конца. Нам хотелось бы, чтобы большую часть этого периода занимал интервал между этими двумя событиями. Так как необходимо сравнительно продолжительное время для того, чтобы у возвращающихся племен улеглись страсти после убийства Моисея, и для того, чтобы влияние его последователей, левитов, стало таким значительным, как это подразумевает компромисс в Кадесе. Для этого могло хватить двух поколений или примерно шестидесяти лет, но это очень тесная подгонка. То, что следует из стелы Мернептаха, происходит для нас слишком рано, и так как в этой нашей гипотезе одно предположение базируется на другом, то мы должны согласиться, что это обсуждение раскрывает слабую сторону нашей конструкции. Достойно сожаления, что все, относящееся к поселению еврейского народа в Ханаане, является таким неясным и запутанным. Нашей единственной надеждой, возможно, остается предположение, что имя на «Израильской» стеле не относится к тем племенам, судьбы которых мы пытаемся проследить, и которые, объединившись, впоследствии образовали народ Израиля. В конце концов имя «Habiru» (иудеи) было перенесено на этот же народ в период Амарны [с.162].