Римма Ефимкина - Косяки начинающих психоконсультантов

– Хочу работать так же, как ты!

– Значит, будешь.

– Я не умею! Расскажи, как ты это делаешь!

– «Когда б вы знали, из какого сора…»

– В стихах я разбираюсь, я филолог! Вот что, давай, ты будешь вести сессию, а потом мы всей группой разберем по шагам видеозапись, а ты расскажешь, почему ты делаешь и говоришь так, а не иначе!

Нифонт согласился, несмотря на мою грозную манеру, и вот мы уже нажимаем на паузу, остановив кадр, и с пристрастием допытываемся, что он делает и почему. Ответив пару раз, Нифонт делает встречное предложение:

– Лучше давайте так: ВЫ скажите, почему я так делаю. Какие версии?

Побекав-помекав, мы все смелее делимся мыслями, и надо же! – структура терапевтической сессии начинает вырисовываться на глазах. Выясняется, что независимо от подхода (а мы обучались параллельно психодраме, гештальт и артгештальт подходам, и пару раз случалось так, что учебная сессия длилась три трехдневки подряд, то есть непрерывно девять дней) все психотерапевтические интервью строятся одинаково. Сейчас, разбуди меня ночью, я отбарабаню, как таблицу умножения, эту универсальную схему:

Это так прозрачно, так просто, так ясно, но столько времени ушло на то, чтобы я поняла, что именно кроется под этими емкими и краткими формулировками! Поэтому делюсь.

Это главное. Не будет контакта – не будет терапии. Если вы его установили, но в ходе сессии потеряли – все бросайте и нащупывайте заново эту тонкую нить, связующую сердца, ваше и клиента. Установление контакта – это «Привет!», «Я вижу и слышу тебя», «Я с тобой», «Я признаю твое существование», «Я уважаю твое мнение».

Уйдя с той самой первой моей обучающей группы после эмоционального шока, послужившего реакцией на впервые увиденную психотерапевтическую сессию, и вернувшись через несколько месяцев, я достаточно настороженно чувствовала себя среди участников-старожилов. Когда я утром вошла и села вместе со всеми в круг, Нифонт сказал: «Группа прошла вместе уже два модуля-трехдневки, это третий. На первом ты была, но потом ушла и теперь возвращаешься. Спроси у членов группы, согласны они принять тебя в свои ряды?»

Возмущению моему не было предела: как, я должна спрашивать, возьмут ли меня в эту группу? Да я половину этих людей обучила психологии, а вторая половина – мои коллеги, да меня каждая собака знает! А с другой стороны, холодок внутри говорил, что мне есть чего опасаться: а вдруг да не возьмут? Нужен ли моим бывшим студентам член группы, с которым еще недавно они были в подчиненном статусе? А коллегам человек, который узнает о слабых местах и, в случае чего, будет иметь возможность использовать это знание в целях конкуренции? Обычные социальные страхи… Но меня тепло приняли, и от сердца отлегло. А на ведущего я надулась.

В перерыве я почувствовала на своем плече руку Нифонта: «Хорошо, что ты в этой группе!» – «Почему?» – «Потому что сразу принесла с собой новую энергию. С тобой забавно!»

Новая энергия, про которую говорил Нифонт, это моя послеразводная тема, которая была актуальна на тот момент моей жизни. Я с места в карьер заявила, что женщина в нашем обществе бесправна, что власть, деньги, информация – у мужчин-фаллократов. И когда женщины поддержали меня, свалив в ту же кучу и деторождение, от которого освобождены мужчины, Нифонт просто закатывался от смеха, а потом согласился, что так оно и есть, и чтоб мы, женщины, что-нибудь с этим сделали для самих себя.

Сейчас, в перерыве, его слова для меня послужили той самой поддержкой, которая сразу же восстановила чуть было не прервавшийся контакт. Что бы ни происходило потом, как бы ни разнились наши мнения и чувства, контакт оставался и означал, что хотя мы и разные, но уважаем ценности друг друга. Я помню, как нуждалась в поддержке в тот момент. С нашими клиентами такая же история. Поддержите их.

Для меня ярким примером для подражания в установлении контакта был и продолжает оставаться трансперсональный психотерапевт, доктор психологических наук Владимир Васильевич Козлов. Едва зная меня по заочной переписке, в которой я отправила тезисы статьи для научного сборника, он отреагировал на мой голос в телефонной трубке, когда я позвонила ему в первый раз: «Привет, дорогая! Конечно, помню!» Я чуть не прослезилась от реакции этого на тот момент не знакомого мне человека.

Чтобы понять мои чувства, нужно рассказать предысторию. За полгода до звонка я оформила соискательство степени кандидата наук и начала ездить в другой город для встреч с научным руководителем моей диссертации. Каждую нашу встречу после моего долгого ожидания в приемной сопровождал один и тот же диалог:

– Я Ефимкина Римма Павловна, соискатель.

– Кто ваш научный руководитель?

– Вы.

– Да-а-а?

Надо ли говорить, что в результате моим научным руководителем стал Владимир Васильевич?

Потом я увидела Владимира Васильевича, что называется, живьем. Это был для меня первый выездной тренинг в заповедник на Урале на озере Зюраткуль. Участники, не знакомые друг с другом, прибывшие из разных населенных пунктов нашей страны, ежились на утреннем ветерке под накрапывающим дождиком, из застенчивости не вступая в разговор. В моей голове билась единственная мысль: «И на кой я сюда приперлась?» Одна девушка предложила доесть жареного сома. Я до этого никогда не пробовала эту рыбу, но тоже застеснялась.

И тут из подъехавшего автомобиля вывалился невысокий и крепкий, как гриб-боровик, мужичок в белой холщовой рубахе и брюках и осветил своей улыбкой всю нашу унылую компанию: «Сом, говоришь? Это озерная свинья! Давай, а то когда еще обедать будем!» От озерной свиньи вмиг остались только кости, компания мгновенно накрыла импровизированный стол остатками дорожной провизии, перезнакомилась, и я уже ликовала, что начинается потрясающее приключение под предводительством вот этого жизнерадостного человека.

И это не единственные примеры его способа устанавливать контакт. Был случай, когда группа участников другого выездного тренинга, на этот раз в Горном Алтае, собралась на вокзале для отправления на автобусе, и тут заявляется опоздавший участник:

– Я только что вернулся из-за города, подождите меня, мне надо быстро смотаться домой, принять душ и взять рюкзак!

Я была уверена, что Владимир Васильевич отчитает его за такую наглость, и каково же было мое изумление, когда он с нескрываемым восхищением в голосе произнес:

– Конечно, подождем! Ка-ков парень!

Парень действительно оказался душой компании, распиливал и таскал огромные бревна для группового костра, готовил охотничьи чаи, травил анекдоты так, что все валялись, и сильно украсил собой как ту незабываемую поездку, так и многие другие в последующие годы. Правда, за великодушием профессора Козлова, согласившегося ждать опоздавшего участника вместе со всей группой в тридцать человек, стояла объективная необходимость: автобус не трогался, потому что часть участников еще не прибыла на поезде, тоже опаздывающем. Однако это ничего не меняет в манере контактировать: такой прием, который оказал Владимир Васильевич тому парню, дорогого стоит.