Ганс Айзенк - Эксперимент. Самые жестокие исследования в психологии

Между убийствами и гендерными характеристиками существует устойчивая взаимозависимость. Вольфганг (Wolfgang, 1958) отмечал, что 82 % убийц и 76 % жертв в его филадельфийской выборке составляли мужчины. В частности, количество убийц на 100 000 человек составляло 41,7 для афроамериканских мужчин, 9,3 для афроамериканских женщин, 3,4 для белых мужчин и всего 0,4 для белых женщин. Обратите внимание, как фактор расы в значительной степени сочетается с гендерным фактором: в группе афроамериканцев-мужчин уровень убийств намного выше. В таблице отражены жертвы убийств в 1999 году и дается их распределение по полу и расе.

Данные 1999 года также отмечали, что 94 % жертв-чернокожих были убиты чернокожими преступниками и 85 % белых жертв были убиты белыми преступниками (ФБР, 2000).

Данные отчетов UCR показывают, что в число арестованных за убийство за год входят около 90 % мужчин и 10 % женщин (ФБР, 2000). Исследования в Хьюстоне (Покот, 1965), Чикаго (Voss and Hepburn, 1968; Block, 1977), Атланте (Minford et al., 1976), Северной Каролине (Humphrey and Palmer, 1987), в Манси, штат Индиана (Hewitt, 1988), Великобритании (Gibson and Klein, 1961), Израиле (Landau, Drapkin and Arad, 1974), в девяти различных американских городах (Zahn and Rickie, 1986) и в США в целом (ФБР, 2000) по-прежнему подтверждают, что мужчин-убийц в процентном соотношении гораздо больше, чем женщин-убийц. Более того, разнятся и ситуации убийств, и жертвы женщин-убийц и мужчин-убийц.

Жертвы убийств в зависимости от расы и пола, 1999 год

При исследовании статистики жертв проясняются интересные межкультурные отличия. Английские исследователи, например, обнаружили, что 60 % жертв были женщины; американские исследования показывают, что число женщин-жертв составило около 25 %. В израильском исследовании среди жертв убийств, совершенных преступниками еврейского происхождения, женщины составили 51 %, а среди жертв убийц нееврейского происхождения женщин было всего 34 %. Эти данные показывают, насколько важно учитывать возможные культурные детерминанты и характер межличностных отношений в исследовании количества убийств.

Национальная статистика из всех источников с однообразной регулярностью продолжает указывать на тот факт, что около половины всех арестованных за жестокое преступление — молодые люди в возрасте 20–29 лет. Молодые люди также чаще становятся жертвами. Например, число убийств среди молодежи (в возрасте 15–24 лет) возросло за прошедшие три десятилетия на 300 %; убийство стало второй (после смерти от несчастного случая) главной причиной смерти среди молодых людей (Lore and Schultz, 1993).

В США средний возраст убийц — около 29 лет (Riedel, Zahn and Mock, 1985). Самый высокий уровень преступности приходится на молодых афроамериканских мужчин в возрасте от 18 до 22 лет (ФБР, 2000).

Большинство преступных биографий оказываются короткими: как правило, они обрываются между поздним отрочеством и ранней зрелостью (у тех детей, чье преступное развитие ограничивается подростковым возрастом). Тем не менее некоторые подростки в дальнейшем встают на путь преступного развития и совершают ряд мелких и серьезных преступлений, уже выйдя из возраста ранней зрелости (группа детей, следующих по пути преступного развития на протяжении всей жизни).

Криминалисты давно выдвигали предположения о том, что преступления, в том числе и особо опасные, совершаются главным образом среди представителей низших социально-экономических классов. Последние исследования (см., например: Williams, 1984; Smith and Bennett, 1985; Bailey, 1984; Blau and Blau, 1982; Hawkins, 1985) также подтверждают гипотезу о том, что насилие связано с низким социальным статусом или с экономической и социальной дискриминацией.

Титтл (Tittle and Villemcz, 1977; Tittle, 1983) в своих исследованиях и комментариях оспаривает теорию и эмпирические исследования, базирующиеся на классовых различиях в уровне преступности. Титтл отмечает, что криминалисты разрабатывали свои теории и проводили исследования, опираясь на необоснованные заключения о низших слоях общества. Титтл проанализировал 35 исследований, основанных на данных анкетирования, и пришли к выводу, что предполагаемая связь между социальным классом и преступностью — миф.

Другие криминологи считают, что отвергать такую взаимосвязь преждевременно. Брейтуэйт (Braithwaite, 1981) проанализировал свыше сотни исследований и не согласился с заключениями Титтла, найдя аргументы в поддержку того, что представители низшего класса совершают больше преступлений, чем представители других классов. Эллиотт, Эйджтон и Хейзинга, проанализировав данные опросов молодежи, указали, насколько важно разграничить серьезные преступления против людей и собственности и несерьезные проступки. Они отметили, что молодые представители низших слоев общества чаще совершают серьезные преступления или оказываются их участниками, чем другие молодые люди.

Торнберри и Фарнуорт (Thornberry and Farnworth, 1982) предлагают ориентироваться не на социальный класс, а на социальный статус (social status). Социальный статус самого человека, как они считают, связан с преступной деятельностью сильнее, чем социальный класс его семьи. Используя данные исследования коэффициента рождаемости, они обнаружили мало классовых различий в преступной деятельности молодежи. Тем не менее люди с низким социальным статусом, став взрослыми, принимали участие в преступной деятельности значительно чаще.

В настоящее время взаимосвязь между социально-экономической позицией в обществе и жестоким поведением взрослого (за исключением беловоротничковых или профессиональных преступлений) представляется несомненной, однако остается неясным, что именно эта взаимосвязь означает. Взаимосвязь между преступлением и бедностью сложна и в ней задействованы тысячи самых разных факторов.

До последнего десятилетия работы ученых и психологов последовательно указывали на то, что по крайней мере в 2/3 всех случаев убийств преступник и жертва были хорошо друг с другом знакомы (Wolfgang, 1958; Bullock, 1955; Svalastoga, 1956; Driver, 1961; Hepburn and Voss, 1970; Wong and Singer, 1973). По данным Вольфганга, жертва и преступник не знали друг друга лишь приблизительно в 14 % случаев. В чикагском исследовании Хепберн и Восс (Hepburn and Voss, 1970) приводили данные, согласно которым процент случаев, когда убийца и жертва были не знакомы между собой, оказался чуть выше — 19 %.