Джон Ронсон - Итак, вас публично опозорили [Как незнакомцы из социальных сетей превращаются в палачей] [litres]

Он сделал вывод, что несколько «выдающихся женщин» все-таки существует, но они «такое же исключение, как появление на свет любого уродства, следовательно, ими можно полностью пренебречь».

И именно по этой причине, считал он, никакому феминизму нельзя было дарить возможности для процветания: «Стремление дать им такое же образование и ставить перед ними такие же цели – опасная химера. В тот день, когда, имея ложное представление о предусмотренных для нее природой низших занятиях, женщина покинет дом и начнет принимать непосредственное участие в наших битвах – в тот день начнется социальная революция, и все, на чем зиждутся священные семейные узы, исчезнет».

– Пока я писал биографию Лебона, – сказал Боб Най, – понял, что в моем понимании он самая редкостная свинья всего мироздания.

Публикация этой работы в 1879 году оказалась настоящим провалом. Вместо того, чтобы с радостью поприветствовать его в своих рядах, ведущие члены Парижского антропологического общества высмеяли его, назвав женоненавистником, использующим низкосортные методы научного исследования. «Лебон, по всей видимости, считает женщину неким проклятым существом и пророчит всякие мерзости и запустение в том случае, если она решит выйти из дома, – заявил в своей речи генеральный секретарь общества Шарль Летурно. – Разумеется, у нас есть множество сомнений касательно такого вывода».

Задетый таким унижением, Лебон уехал из Парижа и отправился на Аравийский полуостров. Он просил французское Министерство народного просвещения профинансировать эту поездку, предложив изучить расовые особенности арабов на случай, если они когда-либо «попадут под французское колониальное господство». Но его запрос был отклонен, так что пришлось за все платить самому.

В течение следующего десятилетия он написал и самостоятельно издал несколько книг, посвященных неврологической неполноценности арабов, преступников и сторонников мультикультурализма. Он явно оттачивал свое ремесло. Как любезно заметил Боб Най в биографии Лебона «Истоки психологии толпы» [28] The Origins of Crowd Psychology: Gustave Le Bon and the Crisis of Mass Democracy in the Third Republic, by Robert A. Nye. , отныне он «сосредоточился на краткости и перестал использовать указания источников или какие-то заметки, писал просто и изящно». Что Боб Най подразумевал под этим? То, что больше не было ни черепов, ни картечи, никакого сбора «доказательств» – лишь уверенность. В том же стиле в 1895 году и была опубликована книга, наконец, принесшая ему известность: «Психология масс» [29].

Она начиналась гордым заявлением Лебона о том, что он не относится ни к одному научному сообществу: «Принадлежать к какой-нибудь школе – значит необходимым образом разделять все ее предрассудки». И далее на 300 страницах он пускается в объяснения, почему толпа безумна. «Становясь частицей организованной толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации. В изолированном положении он, быть может, был бы культурным человеком; в толпе он варвар, то есть существо инстинктивное… В толпе любое чувство, любое действие заразительны».

Все до единой метафоры, с помощью которых Лебон описывал поведение индивида в толпе, подсвечивали его или ее глупость. В толпе мы «микробы», заражающие всех вокруг, «песчинки среди массы других песчинок, вздымаемых и уносимых ветром». Нам свойственны импульсивность, раздражительность, иррациональность – «характеристики, которые наблюдаются у существ, принадлежащих к низшим формам эволюции: у женщин, дикарей и детей, к примеру».

В общем-то, неудивительно, что Лебон выявил у женщин, этнических меньшинств и детей единую черту – раздражительность, – раз уж он высказывался о них в подобном ключе.

Но «Психология масс» не просто вызывала полемику. Подобно Джоне Лереру, Лебон знал: для успеха научпоп-книге нужен месседж о самосовершенствовании. У Лебона таких было целых два. Первая идея – в том, что нам нет нужды переживать о том, есть ли у массовых революционных движений вроде коммунизма и феминизма моральные причины для существования. Их нет. Это просто помешательство. Так что стоит просто перестать волноваться из-за этого. А вторая идея заключалась в том, что умный оратор может, зная нужные трюки, загипнотизировать толпу или заставить ее плясать под свою дудку. Лебон даже перечислил эти приемы: «Толпа способна подчиняться влиянию только преувеличенных чувств. Преувеличивать, утверждать, повторять и никогда не пробовать доказывать что-нибудь рассуждениями».

Публикация «Психологии масс» имела ошеломительный успех. Книга была переведена на двадцать шесть языков и наконец дала Лебону то, чего он всегда хотел, – место в сердце парижского общества, место, которое он сразу же начал эксплуатировать весьма странным образом. Он начал давать званые обеды для политиков и выдающихся общественных деятелей. Во время них он сидел во главе стола с колокольчиком возле руки. И если один из гостей произносил что-то, с чем Лебон не был согласен, он просто брал колокольчик и энергично звонил, пока человек не умолкал.

Известные люди со всех уголков планеты начали объявлять себя фанатами Лебона. Например, Муссолини: «Я изучил все работы Гюстава Лебона и не знаю, сколько раз я перечитал “Психологию масс”. Это монументальный труд, к которому я часто обращаюсь и по сей день». И Геббельс: «Геббельс считает, что никто со времен француза Лебона не сумел понять сознание масс столь же хорошо, как и он», – писал помощник Геббельса Рудольф Земмлер в своем дневнике в годы войны.

Учитывая все вышесказанное, можно предположить, что в какой-то момент времени работа Лебона должна была утратить любое влияние. Но нет. Думаю, одной из причин ее продолжительного успеха является то, что мы ничто не любим так, как возможность объявить других людей безумными. И есть еще одно объяснение. Один психологический эксперимент больше любых других подтвердил эту мысль. Его провел в 1971 году в подвале Стэнфордского университета психолог по имени Филип Зимбардо.

Зимбардо был нью-йоркским выходцем из рабочего класса, сыном сицилийских иммигрантов. После выпуска из Бруклинского колледжа в 1954 году он преподавал психологию в Йельском, Нью-Йоркском и Колумбийском университетах, пока в 1971-м не оказался в Стэнфорде. Теория толпы – или «деиндивидуация», как она тогда называлась, – захватила Зимбардо до такой степени, что в 1969 году он посвятил ей своего рода стихотворение в прозе: «Нестареющая жизненная сила, круговорот в природе, кровные связи, племя, женский принцип, иррациональный, импульсивный, анонимный хор, мстительные фурии».

И в Стэнфорде, финансируемый Военно-морским флотом США, он приступил к попытке отчетливо доказать ее существование.